Лев Лурье - Без Москвы

Исаак Зальцман был рядовой мастер и выполнял свою работу, не лез в дела начальника цеха, тем более – директора завода. Но когда наступали праздники, он надевал генеральский мундир и все свои ордена и медали. А он был Герой Социалистического труда, трижды кавалер ордена Ленина, кавалер орденов Суворова и Кутузова. Начальство – столбенело.

Муромское руководство на дух не выносило орденоносца Зальцмана. Вскоре ему пришлось перебраться на другое производство в город Орел. Ситуация изменилась только после смерти Сталина. В 1955 году Исаак Зальцман был восстановлен в партии. Он мечтал о возвращении в Ленинград, где учатся его дети. Однако секретарь Ленинградского обкома партии Фрол Романович Козлов не желал даже разговаривать с прежним директором Кировского завода. Через секретаря он рекомендовал тому оставаться в Орле. Помогло только удачное стечение обстоятельств.

Леонид Зальцман, сын Исаака Зальцмана: «Он шел по улице, вдруг останавливается машина и выходит оттуда Смирнов, который был в то время председателем Ленинградского исполкома. Он узнал папу, расспросил отца о его делах и сказал: “Давай, возвращайся в Ленинград, я тебе дам квартиру”».

В 1958 году Зальцману поручили организовать новое производство. В Советском Союзе разворачивалось массовое жилищное строительство. Страна остро нуждалась в специальном оборудовании. Чтобы решить эту проблему, в системе Ленинградского исполкома создали Механический завод.

Виктор Толстов, генеральный директор ОАО «Механический завод»: «32 года назад я, тогда токарь этого завода, познакомился с Исааком Моисеевичем Зальцманом. Достаточно было одного звонка, чтобы решить любой вопрос, и мы действительно оказались первыми и нужными в городе для создания той продукции, профиль которой сохранили в течение 50 лет – э то башенные краны и радиаторы. Мы гордимся тем, что мы 50 лет производим продукцию, которая нужна людям».

Татьяна Штанько, дочь Исаака Зальцмана: «Его стали вспоминать, поднимать на щит в 1965 году, когда праздновали 20-ю годовщину Победы. Он был приглашен на центральную трибуну Дворцовой площади, надел все свои ордена на штатский костюм, поскольку он был выведен в запас в 1949 году».

После ХХ съезда в Советском Союзе вспомнили о военных заслугах попавших при Сталине в опалу героев войны. Судьба Зальцмана сходна в этом отношении с судьбой его старого знакомого – маршала Жукова. Однако и после реабилитации советское начальство продолжало относиться к Зальцману с подозрением. Сама фамилия этого человека казалась партийным бонзам какой-то неприличной.

Виктор Толстов, генеральный директор ОАО «Механический завод»: «Когда я стал секретарем партийной организации завода, я обратился с просьбой о награждении Зальцмана орденом Октябрьской революции в честь его юбилея. Галина Ивановна Баринова тогда возглавляла отдел обкома партии. Естественно, при подаче документов было четко отказано: этот человек не может претендовать на такую награду, поскольку у него есть некое прошлое, о котором все знают».

Сегодня уже забыты имена тех партийных начальников, которые отказали в ордене боевому наркому танкостроения. Их решения ничего не значат. Исаак Зальцман – один из тех, кто выиграл войну, и этот подвиг выше любых наград.

Зальцман был директор по призванию – бывает такое. Он был директором на Кировском заводе, он был директором в Танкограде и он оставался директором на маленьком предприятии Московского района. 17 лет он здесь отработал, и до сих пор его помнят. У его мемориальной доски – это единственный памятник Зальцману – всегда живые цветы.

Дмитрий Лихачев делил ленинградскую гуманитарную науку 1920-х годов на два берега, на два направления. На левом берегу – Государственный институт художественной культуры, там Малевич, Татлин, Филонов – русский авангард; Зубовский институт, там так называемые формалисты, люди, которые прокладывали новые пути в гуманитарных науках. В 1930-е годы советская власть с авангардистами и формалистами покончила.

Но оставалась в Ленинграде замечательная наука правого берега, наука Академии художеств, университета и Академии наук, но и над ней разразилась гроза. Это произошло в 1949 году.

Филфак Ленинградского университета первенствовал среди советских гуманитарных ВУЗов.

После войны на ленинградском филфаке преподавала целая плеяда выдающихся ученых. Уже в конце 1940-х он был фактически разгромлен в ходе кампании по борьбе с космополитизмом.

Главное здание ЛГУ

Начало было положено достопамятным докладом Жданова о Зощенко и Ахматовой, о журналах «Звезда» и «Ленинград», затем это переросло в кампанию, посвященную Александру Николаевичу Веселовскому – профессору и академику, создателю школы историко-сравнительного литературоведения.

Как это часто бывало у Сталина, он нанес двойной удар: с одной стороны, кампания имела ярко выраженный антисемитский характер, но с другой, – конечно, она была задумана более широко – это был удар по свободомыслию, по попыткам какого-то независимого выражения своего мнения.

Власти всегда относились к гуманитарным наукам с большим вниманием, потому что они видели в них слабое место, через которое какие-то свободолюбивые идеи могут просочиться и оказаться востребованы, не дай бог.

После войны Филологический факультет ЛГУ не уступал по количеству профессоров с мировым именем ни одному западному университету – ни Сорбонне, ни Гарварду, ни Оксфорду. Здесь одновременно работали пять знаменитостей: фольклористы Владимир Пропп и Марк Азадовский, специалист по западной литературе Виктор Жирмунский и два русиста – Григорий Гуковский и Борис Эйхенбаум. Эти имена сейчас известны не только каждому студенту в России, но вообще любому, кто интересуется литературоведением в Гёттингене, Принстоне, Кембридже.

С 1949 года началась кампания против «безродных космополитов», на самом деле, имелись в виду евреи. Гнев Сталина обрушился на евреев, как прежде он обрушивался на латышей, поляков, чеченцев и калмыков. Причина – создание государства Израиль, у евреев как бы появилась вторая родина. А это недопустимо. Доценты и профессора евреи должны были быть уволены с факультета. К тому же разворачивалось «Ленинградское дело», вскоре арестовали и ректора ЛГУ Александра Вознесенского. Ясно, что все, кто был близок к ленинградской партийной верхушке, тоже должны были быть выкинуты с работы.

Нанести главный удар по космополитам во второй столице было необходимо, чтобы еще раз преподать городу урок: «Не высовывайтесь!» Ну и, наконец, громить гуманитариев легче: их работы не имеют оборонного значения, зато имеют – идеологическое.