Виктория Бабенко-Вудбери - Обратно к врагам: Автобиографическая повесть

— Где мама? — спросила я. — Где все?

— Они пошли домой. Вероятно, уже дома, — ответил он и через минуту добавил. — Недалеко отсюда.

Я опять хотела спросить его о них, но он перебил меня:

— Не надо. Вы должны сначала поправиться. А потом можете идти к ним. Выпейте еще немного. Это молоко с медом.

Через пару дней я могла уже вставать и немного ходить по комнате. В эти дни я почти не видела того молодого человека, который поил меня молоком с медом. Он приходил очень поздно и сразу же ложился спать. Возле меня на печи лежали теперь две маленькие девочки, лет пяти и шести. Они с любопытством смотрели на меня. Пастух, их отец, тоже поздно возвращался домой. Днем в доме была его жена с этими двумя девочками. Я узнала, что я почти две недели лежала без сознания. Моя мать с детьми вынуждена была оставить меня у них и идти дальше. Я также узнала, что молодой человек, которого я впервые увидела, когда проснулась, — врач. Он убежал из немецкого плена и скрывается у пастуха, который помог ему устроиться тоже пасти овец на его ферме. Ферма же была в двух километрах от их домика, а с другой стороны от их жилья, тоже километра за два, находилась деревня, в которой еще до войны жили главным образом немцы и занимались скотоводством.

Был конец января. Решили, что я останусь в семье пастуха до весны, а потом пойду к своим в деревню. Пока я еще была слабая после болезни, я оставалась в доме и помогала жене пастуха по хозяйству, смотрела за детьми, кормила их, рассказывала им сказки. Когда погода была хорошая, я выходила с ними во двор гулять. Вечерами, когда мужчины возвращались не поздно, мы все сидели после ужина вокруг длинного стола и слушали новости, которые им рассказывали на ферме. Всегда разговор шел о немцах, о комендатуре, о том, что немцы все больше и больше укрепляются в стране. Говорили также о расстрелах евреев и о том, что немцы забирают молодых девушек и парней на работы в Германию. Но мне трудно было поверить во все это. Сергей — так звали молодого врача, говорил немного. В сущности, мне никто, кроме хозяйки дома, ничего не сказал о нем, о его жизни, кто он и почему здесь. Только шутя пастух иногда говорил:

— А Сергей ухаживал за тобой, как нянька, даже забывал своих овец. В такие минуты я не знала, что ответить и, нагнув голову, молчала. Иногда вечерами в избу пастуха приходили и другие работники фермы. Все обыкновенно садились за длинный стол и ужинали, а затем играли в карты. Но скоро я поняла, что карты были только маскировкой для их собраний… В такие вечера я сидела в стороне с книгой и прислушивалась к их разговорам. Многое было мне непонятно. Так сидя, я часто думала о том, что случилось за последние месяцы. — Почему я здесь среди чужих людей? Какая судьба занесла меня в эту безлюдную степь? И, глядя на этих о чем-то тихо говоривших мужчин, я представляла, что эта избушка в степи, одинокая и потерянная, как бы всеми забытая, была таинственным островком среди бушующего моря. И все мы, находившиеся в ней, похожи на потерпевших крушение, которых волнами, случайно, принесло к берегам этого островка.

Через две недели я уже хорошо поправилась и могла помогать Сергею в степи пасти овец. Мы вставали очень рано, шли на ферму и оттуда гнали большое стадо овец в поле. Несмотря на погоду — еще было довольно холодно и местами на земле лежал снег — мне нравилось дышать свежим воздухом и смотреть на далекий простор.

В первые дни Сергей учил меня, как смотреть за овцами, чтобы они не разбегались. Мы не отходили слишком далеко друг от друга, иногда оставались вместе и разговаривали. Сергей рассказывал мне о войне.

Немцы все продвигались на восток, но здесь, ближе к западу, уже установилось немецкое правление. Везде были их комендатуры, которые управляли гражданскими делами. Он рассказывал, что все больше и больше ходят слухи, что немцы забирают всех молодых людей на работы в Германию.

Несмотря на то, что мы были одни в степи, мы никогда не говорили о личных делах. Чаще всего после его «инструкций» как смотреть за овцами, я отходила в другой конец стада, которое начинало рассыпаться по всей степи. Когда я была далеко от него, я шла от горки к горке и пела песни. Сначала я пела про себя, довольно тихо, чтобы он не услышал. Но потом я совсем забывала о его присутствии и пела во весь голос. Однажды я оглянулась: Сергей стоял за моей спиной и слушал мое пение.

— Эту песню я никогда не слыхал, — сказал он.

— Да, это наверное новая песня. Я случайно ее слышала от одного солдата в Краматорске, где мы жили.

— Красивая мелодия, — сказал Сергей опять.

Я же, видя, что он не уходит, решила использовать этот случай, чтобы узнать что-нибудь о нем. Сергей не знал, что я уже кое-что о нем знаю.

— А как вы сюда попали? — вдруг выпалила я. — Ведь по вас видно, что вы не пастух, несмотря на лапти и лохмотья. Ваша речь тоже не подходит к этому убору. Но, конечно, немцы не поймут, — поспешила я успокоить его. Некоторое время мы молчали, потом Сергей сказал:

— Знаете что, не идите домой в деревню. Оставайтесь лучше здесь, у пастуха. Иначе немцы заберут вас в Германию. Это не слухи, они действительно увозят молодежь.

Я удивленно смотрела на Сергея. Он говорил не так, как всегда. В его голосе было какое-то волнение и вместе с тем убеждение.

— А вы… — я хотела сказать, но он перебил меня.

— Да, я тоже скрываюсь здесь, потому что не хочу работать на врага, если он, скажем, даже лучше, чем наши. История нам показала, что от врага ничего хорошего нельзя ожидать. Да, да, я знаю, что сейчас крестьяне живут лучше, чем при советской власти: у каждого есть корова, свинья, овца. Но кто знает, как долго все это продлится? Ведь еще ничего не известно. Война не окончена, и мы не должны прельщаться тем кусочком, которым нас заманивают куда-то. Да, да, я знаю, — продолжал Сергей, — что от немцев ничего хорошего ожидать нельзя. Он вдруг замолчал, но через секунду добавил:

— Не уходите отсюда. Оставайтесь здесь, среди нас… Сегодня вечером придут люди… Они…

— Сергей, — теперь я перебила его, так как его речь показалась мне очень странной, — вы тоже…

Я не договорила, он прервал меня:

— Да, конечно!

Вероятно, мое лицо выражало что-то, что мешало ему продолжать. Он замолчал и в упор посмотрел на меня.

— И вот все это время вы меня изучали, чтобы только теперь сказать мне об этом?

— Ах, нет! — отмахнулся он. — Я вас не изучал. Я только не хочу, чтобы вы стали жертвой врага. Уже многие, которых я хорошо знаю, попались на его уловку. Да, попались в сеть, из которой вряд ли удастся выбраться.

Сергей шагнул ко мне и взял обе мои руки:

— Если бы ты знала, как беспомощно ты выглядела, когда лежала в бреду. — Он вдруг перешел на интимное «ты». Я отступила на шаг, и мы смотрели друг на друга, как бы меряя силы. Тогда я сказала: