Виктория Бабенко-Вудбери - Обратно к врагам: Автобиографическая повесть

Доктору Волкову было приблизительно лет сорок. Во время войны он попал к немцам в плен и работал врачом в лагере военнопленных в Германии. Он был сухощав, среднего роста, с бледным, желтоватого оттенка лицом. Но видно было, что дело свое он знает. Он работал много, с утра до вечера, а вечерами его часто вызывали к себе на дом офицеры.

— Здесь много работы, — сказал он мне. — Среди репатриантов, которых мы должны обследовать до отправки, большинство венерические больные. Это здесь главная болезнь. Никто из этих больных не может вернуться домой, пока не вылечится.

Такое было распоряжение.

Я спросила его, есть ли лекарства.

— Нет, — ответил он. — Единственное лекарство — калий-гиперианганикум. Это все, что у нас есть.

Доктор Волков объяснил еще мне, что самые заразные и серьезные больные находятся в двух казармах, которые расположены недалеко от нашей поликлиники, если я хочу, могу посмотреть. Я согласилась, и он тут же позвал одну из сестер, которая повела меня туда. Это была небольшого роста грузинка. Она работала в этом лагере уже с самого начала репатриации.

Место, где находились эти казармы, со всех сторон охранялось красноармейцами. Никому из больных не разрешалось выходить, кроме трех раз в неделю на лечение в поликлинику. Это «лечение» заключалось в том, что женщин промывали раствором калия-гиперианганикума. Обе казармы были переполнены. Больные лежали или сидели на полу, на своих скудных тряпках. Не было ни тюфяков, ни кроватей — абсолютно ничего. Многие из этих больных уже давно ждали выздоровления и отправки на родину. И каждый день прибывали все новые и новые. Со временем некоторые больные начинали понимать, что венерическую болезнь промыванием не вылечишь. Они начали продавать свои вещи и стараться достать на черном рынке через венгров в то время невероятно дорогой пенициллин или сульфидин. Часто торгаши их обманывали. Вместо медикаментов они получали какую-то ерунду. Иногда они показывали эти порошки доктору Волкову и просили достать им настоящий пенициллин или сульфидин. Они давали ему деньги. Доктор соглашался, брал у них деньги и, если мог, покупал им лекарства у офицеров Красной армии, которые, в свою очередь, получали их от американцев. Но лекарств не хватало. Кроме того, многие не в состоянии были заплатить за них огромные деньги. Так что им ничего не оставалось делать, кроме как надеяться на чудо.

Ночью в каждой казарме дежурила одна из сестер. Иногда в свое дежурство я просматривала некоторые карточки больных, где были записаны истории болезней. Меня поразило то, что почти все девушки с венерическими заболеваниями были в возрасте от восемнадцати до двадцати восьми лет. А данные о начале болезни подтверждали мои догадки о самом худшем — об изнасиловании их советскими красноармейцами во время захвата немецких территорий. Среди мужчин-репатриантов венерических больных было гораздо меньше.

Однажды ночью, когда я сидела, углубившись в чтение историй болезни, в комнату постучали. Я открыла дверь. Вошла пожилая женщина, лет пятидесяти, в белом платочке на голове. Она несмело посмотрела на меня и сразу же начала говорить:

— Извините, сестричка, я бы хотела вас о чем-то спросить.

— Садитесь, — я подвинула ей стул.

— Моя доченька лежит здесь в больнице. Я перебралась к ней, потому что не хочу оставлять ее одну. И вот я вас хочу спросить, сколько времени она будет здесь? Когда она вылечится? Я не могу дождаться дня, когда мы сможем ехать домой, на родину.

— Как ваша фамилия? — спросила я.

Женщина ответила не сразу. Она закрыла лицо кончиками своего платка и начала плакать. Потом назвала мне имя и фамилию дочери. Я посмотрела на ее карточку: шестнадцать лет. Сифилис. Изнасилована весной 1945-го года. Я положила карточку обратно.

— Как это случилось?

Женщина немного успокоилась и начала говорить, все еще всхлипывая:

— Наши… Изнасиловали мою доченьку среди бела дня. Это было в Вене. Мы сидели в подвале, когда брали город. А когда мы вышли… на нее набросилось девять солдат… своих же… Я стояла рядом и хотела их отогнать, но меня оттолкнули в сторону. Я плакала, просила смилостивиться, но мне только крикнули, чтобы я замолчала, а то и меня возьмут… С тех пор с ней и началось это…

Она замолчала. Я тоже молчала. Я не знала, как утешить страдающую мать. История изнасилования еще непорочной девушки меня глубоко тронула. И я невольно вспомнила занятие Тельфса американцами. Как не непохоже было их поведение на поведение красноармейцев! Американцы принесли нам мир и настоящее освобождение. Они старались быть вежливыми со всеми жителями, побежденными и освобожденными. Если и были где-нибудь нарушения их армейской дисциплины, незначительные кражи или даже изнасилования, то это были единичные случаи, за которые строго наказывали. В сущности, многие немки сами начали бегать за американскими солдатами, им не нужно было их насиловать….

— Как только вернетесь домой, обратитесь сразу же к хорошему специалисту, — сказала я. — Я надеюсь, что советское правительство поможет вашей дочери выздороветь.

— Как долго еще будет длиться эта болезнь? — не унималась мать.

— Здесь нет нужных лекарств. Может, ее скоро отошлют в больницу на родине, где ее начнут лечить правильно. Тогда она скоро выздоровеет.

Женщина опять заплакала. Я не могла больше выдержать. Я встала и подошла к ней. С минуту я молчала, потом положила ей на плечо руку:

— Не плачьте! Все устроится. Надо немножко терпения. Но смотрите, чтобы и вы не заболели. Ведь тогда у вас будет еще больше горя. Это инфекционная болезнь. Надо быть осторожной.

Работа в больнице и особенно разговоры с больными показали мне другое лицо войны, более ужасное и бесчеловечное, чем внешний вид опустошенных городов. Теперь мне стало ясно, что трагедия войны в душах людей еще долго будет продолжаться. Это несчастье больше, чем разрушение городов и селений. Миллионы людей вырваны из нормальной колеи жизни и брошены в ужасные условия — условия, которые окажут огромные последствия на их будущую жизнь. Но несмотря на все, эти люди, лежащие в комнатах и коридорах в этих казармах, думали только об одном: поскорее возвратиться домой и снова начать нормальную жизнь.

Иногда во время моего ночного дежурства ко мне заходила Нина. И я ей показывала, что наделали красноармейцы. Как мы радовались, что не они нас освободили от немцев! Работая в больнице, я теперь твердо решила по возвращении домой изучать медицину. Я хотела помочь всем этим людям выздороветь.

Доктор Волков был всегда внимателен ко мне и рассказывал все, что меня интересовало. Но о себе он никогда не говорил. Я узнала только, что до войны он жил в Сталино, на Донбассе, где работал в больнице. Ему очень нравился этот город, и он хотел вернуться туда.