Константин Ривкин - Ходорковский, Лебедев, далее везде. Записки адвоката о «деле ЮКОСа» и не только о нем

В конце 2007 года было решено поставить точку в этом вопросе, и перед самым Новым годом у генерального прокурора РФ собралось совещание с участием самого Юрия Чайки, его заместителя, курировавшего следствие, – Виктора Гриня, председателя Следственного комитета Александра Бастрыкина и нескольких сотрудников следствия. Было решено, что незамедлительно, в первые дни января, невзирая на праздники, следует снарядить из Москвы в Читу самолет, чтобы привезти оттуда материалы уголовного дела. Планировалось, что в первый рабочий день января дело с уже готовым обвинительным заключением ляжет на стол Гриню, а после оперативного утверждения тем же самолетом будет доставлено в один из судов Томска – по месту нахождения дочернего предприятия ЮКОСа – ОАО «Томскнефть». Вариант с проведением процесса в Москве накануне и во время президентских выборов 2008 года был отвергнут.

Однако наступивший новый год внес коррективы в планы правоохранителей, поскольку «свыше» было решено вообще до выборов уголовное дело в суд не направлять, и оно осталось в Чите, где вновь продолжилось вялотекущее чтение его многочисленных страниц. Тем временем диспут о месте нахождения наиболее надежного места базирования антиолигархического правосудия продолжился с удвоенной энергией. И наконец, аргументы в пользу Москвы стали преобладающими.

Во-первых, доверять столь щепетильное, громкое, а главное – суперодиозное по фабуле обвинения дело периферийному суду было опасно. Местный судья, не дай бог, мог вспомнить о своей независимости и выйти из-под контроля. В этом отношении читинский судейский корпус уже не оправдал московских ожиданий, даже несмотря на то, что по одному из малопохожих на правду предположений, накануне передачи уголовного дела в столицу Забайкалья, туда предварительно прилетал эмиссар Верховного суда РФ, чтобы получить гарантии лояльного поведения местных судей. Да и Краснокаменский суд повел себя ненадлежащим образом – регулярно признавал незаконными налагавшиеся на Михаила Ходорковского администрацией колонии взыскания.

Во-вторых, вершители человеческих судеб и знатоки нефтедобычи в погонах хорошо понимали, какую реакцию вызовет у местных жителей уяснение сущности обвинения в хищении нефти, если суд назначить, к примеру, в том же Томске. Люди, не понаслышке знакомые с процессом доведения нефти до товарного вида и условиями работы регионального рынка ее продаж, в лучшем случае заглушали бы громким хохотом «открытия» прокуроров в оглашаемом обвинительном заключении, а в худшем – закидали бы еретиков-обвинителей тухлыми помидорами.

Третий довод в пользу Москвы лежал на поверхности. Следствие в обвинительном заключении указало, что, по его мнению, со стороны обвинения на суде должны выступить 250 человек. Но из них, судя по приводимым адресным данным, 174 (70 %) – это жители столицы. И если потенциального или реального фигуранта «дела ЮКОСа» можно было бы в добровольно-принудительном порядке заставить приехать в чужой город, то сделать это с менее зависимыми людьми или просто женщинами, обремененными детьми, было бы намного сложнее. Тем более, как показывала практика мещанского процесса, на важных свидетелей, как правило, уходило 2–3 дня непрерывных допросов без четкой ясности момента их завершения. А здесь, помимо оплаты самолетов или поездов, вставал вопрос о бронировании и оплате гостиниц с непредсказуемыми в итоге суммами расходов.

И еще одно принималось во внимание – наличие в обозримой доступности членов следственной группы, которые могли бы всегда поспешить на выручку прокурорам в части разъяснения возникающих вопросов и предоставления недостающих документов. Не случайно в дни хамовнического процесса знакомые нам лица следователей не раз замечались вблизи или внутри здания суда, а прокуроры регулярно пытались убедить Виктора Данилкина приобщить к делу все новые и новые документы с сопроводительными письмами от руководителей следствия.

И вот, в конце концов, сведенные воедино плюсы проведения судебного процесса в Москве привели его будущих участников в столицу. Правда, до сего дня под большим вопросом стоит правомерность попадания дела Михаила Ходорковского и Платона Лебедева именно в Хамовнический районный суд с точки зрения правила о выборе территориальной подсудности. Вполне имеет право на существование предположение, что не закон здесь был определяющим фактором. Таинственную завесу слегка приоткрыл бывший администратор Хамовнического суда И. Кравченко, поведавший, что В. Данилкин оставался последним из претендентов, и его выбрали как самого молодого из председателей московских судов («Новая газета», 15 апреля 2011 г.).

Небольшое здание Хамовнического районного суда стоит на высоком берегу Москвы-реки, напротив Киевского вокзала. С противоположной стороны к нему ведет крытая конструкция современного пешеходного моста. Если зайти сзади за угол суда, то наискось через реку хорошо виден правительственный Белый дом. Само по себе судебное здание ничем особенным не выделяется, особенно на фоне построенных вокруг за последние пару десятилетий богатых домов, обложенных мрамором. Хотя хитросплетения истории в полной мере затронули и его более чем столетнюю историю.

В старой Москве XVIII века окружающие окрестности относились к Ростовской слободе. Когда-то на месте суда стоял добротный деревянный дом, крутой спуск от которого вел к реке через красивый сад. Из его обитателей в наши дни известен только доживавший в нем свои годы возвратившийся из ссылки известный декабрист Михаил Бестужев. А перед облегчившей его участь ссылкой он провел 12 лет на каторжных работах в читинских краях, куда, как уже отмечалось, в наши дни власти отправили Михаила Ходорковского отбывать наказание после приговора Мещанского суда по первому делу.

Затем удачное по расположению место привлекло внимание популярного в свое время архитектора И. Иванова-Шица (1865–1937), занимавшего в период 1890–1894 годов высокую должность главного архитектора Москвы и весьма неравнодушного к стилю модерн. В числе его сохранившихся работ – купеческий клуб на Малой Дмитровке, ныне театр имени Ленинского комсомола, комплекс Солдатенковской (Боткинской) больницы, перестроенный в Большом Кремлевском дворце зал для заседаний Верховного Совета. По адресу: 7-й Ростовский (Благовещенский) переулок, дом 21, по разработанному архитектором плану в 1904 году было построено здание в камне, куда несколько позже – в 1913 году – переехала довольно знаменитая в то время частная женская гимназия А. Алфёровой, считавшаяся в старой Москве одним из лучших учебных заведений, весьма успешных и престижных, имевшая уклон в сторону гуманитарного образования. Однако в годы разгула революционного правосознания основатели гимназии супруги Алферовы, трудившиеся в ней преподавателями, стали жертвами красного террора. В августе 1919 года их обвинили в принадлежности к кадетскому заговору и без суда быстренько расстреляли. Когда вскоре выяснилось, что произошла дикая ошибка – их просто перепутали с однофамильцами, – было уже поздно.