Лея Трахтман-Палхан - Воспоминания. Из маленького Тель-Авива в Москву

Во-первых, вера, что война все-таки закончится и нацистов разобьют. Но в это верили все или, по крайней мере, большинство из тех, кто находился рядом, и тут мы не были оригинальны.

Главное, что давало нам силы, – это огромное желание выжить ради детей, ради данного Сале обещания сохранить Диму. И еще мы страстно верили и надеялись, что после победы наступит наконец тот долгожданный момент, когда Господь Бог услышит наши молитвы, даст нам вернуться на нашу Святую землю и я смогу опять обнять дорогих моих мать, отца, сестер и брата. Такой мотивации выжить здесь в Томске, пожалуй, не было ни у кого.

Подшипниковый завод, где работал Михаил, был единственным в Советском Союзе заводом, производившим какие-то особенные подшипники для авиационных двигателей, поэтому работал он круглые сутки и без выходных. В первый год эвакуации, когда шла отладка производства, работа была особенно тяжелой. Так как Михаил уже имел довольно большой опыт работы и хорошо знал технологию производства, его перевели в технологический отдел, занимавшийся наладкой оборудования. Его назначили ответственным за наладку оборудования на заводе, и он практически перестал бывать дома.

Вскоре и я вышла на работу. Работали в две смены. Дневная – с восьми утра до восьми вечера и ночная – с восьми вечера и до восьми утра. Каждую неделю смены менялись: то днем, то ночью. Это было чрезвычайно тяжело. К тому же выходные дни давали только в исключительных случаях. Электричества в домах не было, его еле хватало для завода. Мы пользовались «коптилками». Их делали из обычных стеклянных бутылок, куда наливали машинное масло. Встречались и керосиновые лампы, но так как керосин тоже был дефицитом, пользовались ими редко.

Мы прибыли в Томск в октябре 1941 года и прожили там почти пять страшно тяжелых лет до лета 1946 года. Особенно тяжелыми были первые две зимы, так как тогда мы располагали лишь теми жалкими продуктами, которые выдавались по карточкам. Если в центре Москвы еще можно было в свое время отоварить карточки на какие-то немногочисленные по ассортименту продукты, то в первые два года жизни в Томске мы получали исключительно хлеб. Иногда в заводской столовой можно было съесть тарелку супа, но достать талон на этот суп удавалось не всегда. Было так тяжело с продуктами, что, когда я просыпалась после ночной смены, первой моей мыслью было: как накормить семью.

Средняя температура зимой была -30 оC, но иногда бывало даже -50 оC. И дома, и на заводе ходили только в пальто. Завод располагался в бывшем военном гарнизоне: воинская часть ушла на фронт, и мы жили в офицерских домах. Работники завода, у которых не было семьи, жили в солдатских казармах.

Наш дом располагался рядом с заводским забором. Этот гарнизон был построен в 1905 году. Эта дата была выложена на фронтонах многих зданий. Кладка была из добротного красного кирпича, а стены очень толстые. Дома хорошие, прочные, но совершенно без всяких удобств. И это было проблемой.

Температура зимой опускалась ночью порой до -50 оС, а один раз даже до -56 оС. Мы часто обмораживали носы и щеки. На работу и домой бежали, чтобы не замерзнуть, хотя сама дорога занимала минут пять, не больше. Двенадцать часов я работала на заводе, а почти все остальное время уходило на домашние заботы, тоже требовавшие много сил. Нужно было топить печь, готовить еду, стирать, шить и т. д. На сон оставалась иногда пара часов.

Мы опускали специальную ленту в горячую воду, с нее сходил верхний слой бумаги, и оставалась довольно широкая полоска хлопчатой ткани, пригодной для шитья. У меня была швейная машинка, и я шила из этих лоскутков одежду для своих сыновей, а также женские комбинации. Михаил приносил эту ленту с завода, когда работал в ночную смену. Процесс изготовления материала из промышленного полуфабриката, описанный выше, был прост, но занимал довольно много времени. После получения материала его приходилось стирать, сушить, сортировать и утюжить. И только после этого я садилась за шитье. Готовые изделия Михаил забирал и где-то менял на картошку и зерно. Было это зимой, и мы с нетерпением ждали наступления весны, когда можно будет наконец вскопать землю и посадить эту самую картошку.

Дети были, как всегда, страшно голодные, и мы решили приготовить им картофельное пюре, что обычно делали крайне редко. Намного экономнее было просто сварить картошку в кожуре. Но в этот день мы почему-то решили устроить себе «праздник». А если честно, то причиной «праздника» послужили слова Димы, которые я хорошо помню до сих пор. Он подошел ко мне в тот день и очень жалобно попросил: «Тетя Лея, когда наступит наконец мир, мы победим немцев и вернемся в Москву, приготовь нам по полной тарелке картофельного пюре». Я еле сдержала слезы, обняла Диму и сказала примерно следующее: «Да, Димочка, когда мы вернемся в Москву, вернется в Москву и твоя мама. Я приготовлю тебе на день рождения очень вкусное пюре, а мама принесет две большие буханки белого хлеба». Белый хлеб в то время был вообще давно забытым яством, о котором лишь изредка вспоминали взрослые и мечтали дети. И уже много позже, когда Саля действительно вернулась из лагерей в Москву и они с Димой переехали в тот дом, где когда-то жили, правда, в другую квартиру, мы пришли всей семьей на Димин день рождения. Он только что вернулся с действительной службы в военно-морском флоте. В белом хлебе, естественно, тогда в Москве уже не нуждались, и он давно перестал быть дефицитом, поэтому мы принесли большую банку какого-то вкусного варенья. И тут Дима обнял меня и сказал: «Тетя Лея, а где же обещанное картофельное пюре и две буханки белого хлеба?»

Большой проблемой было обуть детей, так как зимой ходить в ботинках в тридцатиградусный мороз, естественно, было нельзя. Взрослые ходили в валенках, для детей валенки были большой редкостью, достать их мы, понятно, не могли. И я научилась шить так называемые бурки – весьма оригинальное изобретение бедного сибирского народа. Бурки я шила из старой одежды, утепляя их толстым слоем ваты. Получалось не очень красиво, но достаточно тепло, особенно когда на них надевали резиновые галоши.

Миша день и ночь пропадал на заводе. По ночам ему часто приходилось заниматься организацией разгрузки угля, приходившего на завод для отопления цехов. Тогда он практически не спал по нескольку суток подряд. Правда, тем, кто разгружал уголь, полагалась небольшая доля для отопления квартиры. Постоянно все были голодными, и самым сладким и приятным нашим занятием были разговоры – мечты о том, как и что мы будем кушать, когда наконец закончится эта проклятая война.

Мы с Мишей часто в мечтах рисовали себе картину, как после войны мы все вернемся в Москву, вернется и Саля, и мы вручим ей целого и здоровенького сыночка Димочку. А пока, если откровенно, он был проказливым ребенком и доставлял нам немало хлопот.