Марк Ферро - Николай II

Мы узнали, что даже самые важные места, большие города на нашей родной земле, не укреплялись совсем или укреплялись недостаточно…

Мы узнали также и то, что замещение ответственных военных должностей, как то начальников дивизий и командиров корпусов, совершается по старшинству в чинах, по особому списку, в котором изображено старшинство генералов, и если делается исключение, то только для тех, кто имеет сильных покровителей и заступников.

Таким образом, не доблесть, не талант, не знание, не военное искусство, явленное на деле, служат руководящим началом при движении на служебной лестнице, а иные соображения. При этих условиях действительно способные люди, настоящие военачальники, могущие вести войска к победе, только в редких случаях подымались на высшие ступени командования, высшие же должности обыкновенно отдавались офицерам хотя и менее даровитым, но зато старшим в чинах. Меж тем в военном деле, быть может, три четверти успеха лежит в искусном подборе командного состава, и потому нынешний порядок назначения является губительным для дела победы.

Мы узнали все это, Государь, но мы узнали и нечто горшее. Мы узнали, что от всего этого, от всех этих бед и настроений заколебался самый дух войск и дух народный. Видя нерадение, непредусмотрительность, отсутствие порядка, войска стали утрачивать доверие к своим начальникам…

Тот же самый дух недоверия, недовольства и раздражения, но еще в большей степени стал замечаться и в среде самого народа. Народ знает, что снарядов и пуль мало, он знает, что кто-то в этом виноват, но он видит, что общественные круги горячо принялись за исправление старых ошибок, стараются наверстать потерянное и привлекают все силы на дело снаряжения армии, и не прошлые недочеты волнуют его в настоящее время.

Народ не понимает, почему роют недостаточные окопы и только тогда, когда неприятель близко, почему при этом происходят такие большие неурядицы, почему, собрав десятки тысяч людей, их по несколько дней держат без работы или отсылают обратно по домам.

Народ готов работать над защитой родины и с радостью будет копать каждую пядь земли русской, чтобы закрыть ее непроходимой полосой укреплений, как сделали это наши союзники-французы у себя на родине…

Ваше Императорское Величество! Приемлем смелость сказать Вам: понимая неизбежность обособления власти, стоящей во главе армии, от власти, управляющей страной, мы твердо знаем, однако, что без высшей власти, все объединяющей, невозможно правильное направление дела обороны. Только непререкаемой царской властью можно установить согласие между Ставкой великого князя Верховного главнокомандующего и правительством.

Царь может повелеть своим военачальникам и правителям составить расчет будущих действий на продолжительное время, с предвидением всей сложности и многообразности последствий предпринятых решений, и положить конец беспорядочным действиям, рассчитанным на несколько дней и не имеющим основной, далеко хватающей мысли.

Царь может расширить рамки расчетов и соображений. Царь может побудить, чтобы стремились не к робкому подражанию врагу, а к напряжению всех усилий огромной и мощной страны, желающей победить ценою всяческих жертв, чтобы превзойти врага со снаряжением и дальновидным расчетом.

Только царь может повелеть, чтобы на ответственные должности выбирались те, кто уже выказал свою доблесть в боях, а не люди, часто неспособные вести тяжкое дело войны. Царь может призвать все силы великой России, чтобы создать те неприступные преграды, которые одна за другой будут защищать родину от того предела, где провидению угодно будет даровать нам окончательную победу над истощенным нашим врагом.

В эту победу мы верим, Государь.

Вашего Императорского Величества верноподданные:

Председатель военно-морской комиссии

Государственной думы Андрей Шингарев

(4 сентября 1915 г.)»

Царь не ответил на их обращение, и пришедшие в отчаяние министры размышляли о размерах вырисовывавшейся и явно надвигавшейся опасности. Однако они оказались слишком близорукими и не видели того, что творилось за стенами Думы… «Армия и население страны полагаются уже не на нас, а на Комитет военной промышленности и Думу», — заявил П. А. Харитонов.

Князь Щербатов сказал: «Мы находимся в подвешенном состоянии, и мы, и правительство… Нас больше не поддерживают ни сверху, ни снизу… Как можно сражаться против надвигающейся революции, если мне говорят, что войска более не являются надежными?..»

Эвакуация евреев из Польши, о которой шли дебаты в Думе, завершилась спокойнее, чем началась. Горемыкин созвал заседание Совета министров и заявил, что, хотя министры предвидели худшее и предвещали революцию в случае, если он распустит Думу, этого «не произошло».

Царь же поведал министрам, что повеление занять пост главнокомандующего он получил свыше. Молясь перед иконой Спасителя в придворной церкви в Царском Селе, он услышал внутренний голос, который убеждал его принять это решение и уведомить о нем великого князя независимо от того, что ему говорил по этому поводу Друг их семьи (Распутин).

Накануне заседания Совета министров, 15 сентября, он получил следующее письмо от Александры: «Мой бесценный! Не забудь перед заседанием министров подержать в руке образок и несколько раз расчесать волосы Его гребнем. О, как я буду думать и молиться за тебя, мой любимый, больше, чем когда-либо».

Николай II воспротивился своим министрам. 16 сентября он их всех прогнал.

«Будь еще более самодержцем, мой горячо любимый, прояви свою решимость». Послания подобного характера Николай II получал буквально каждый день с того времени, как отправился на фронт. «Ты вынес один, с решимостью и стойкостью, тяжкую борьбу ради родины и престола. Никогда не видели они раньше в тебе такой решимости, и это не может остаться бесплодным», — пишет ему в сентябре 1915 года Александра после того, как он прервал деятельность Думы.

Она добавляет: «Не беспокойся о том, что остается позади… Я здесь… на мне надеты невидимые «брюки», и я смогу заставить старика [Горемыкина] быть энергичным…»

В самом деле, пока Николай командует армией, Александра в это время властвует в тылу. Ее корреспонденция показывает, что она занимается всем: следит за назначениями, советует и приказывает. Ее 400 писем — а она ежедневно отправляла их царю — настоящие отчеты о делах двора и правительства. Это длинные письма, написанные спонтанно, в которых стратегические советы перемежаются с подробностями о детях, сплетнями и слухами. Она знает, что она хочет: с 11 сентября 1915 года по 15 марта 1916 года Александра отправила более дюжины писем, в которых настаивает на том, чтобы Николай назначил А. Н. Хвостова на пост министра внутренних дел. Она не упускает возможности каждый раз сообщить свое мнение — и часто мнение Распутина — о Думе, о наступлении Брусилова и т. д.