Алексей Новиков - Рождение музыканта

Новое знакомство сестры не показалось странным брату, столько раз видевшему госпожу Гармонию, плывущую на золотом облачке.

– Полюшка, милая, я до таких историй большой охотник, пожалуйста, продолжай!

– А что же продолжать? – Поля глянула на остров, словно боясь спугнуть муз своей откровенностью. – Они слетаются сюда из разных мест и потом рассказывают обо всем, что повидали на свете. Если влюбленных настигла смерть, они плачут. Когда рождается любовь, они сочиняют стихи. Ведь так может быть, Мишель?..

Мишель молчал. В окно было видно, как паром, приткнувшись к острову, тихо покачивался. Может быть, с него только что сошли музы и исчезли там, где все еще шелестели потревоженные ветви?

– Кажется, твои гостьи уже прибыли, – улыбнулся Глинка и, вспомнив детство, хитро покосился на Полю: – Теперь твои музы стали и к музыке благосклонны?

– Да, – снова кивнула Поля, – они часто поют, только я не могу понять, о чем, Мишель! Кажется, о какой-то необыкновенной жизни, которая ничуть не похожа на нашу. – Поля посмотрела на него с надеждой: – Как ты думаешь, может быть такая жизнь?

В ее глазах светилась мечта, самая беспокойная из всех, которые слетают к людям в их вешний час. А брат стоял перед ней в затруднении. Он и сам не знал, есть ли на свете такая необыкновенная жизнь, о которой поют на острове музы.

– Может быть, ты хочешь поехать в Петербург?

– Ой, что ты! – испугалась она. – Я непременно там умру!

Она не хотела блистать на петербургских балах, и ее ничуть не интересовали туалеты. Пожалуй, она была склонна к стихам.

«Что могло бы это значить?» – размышлял Мишель. Потом он взял сестру за руку и спросил простодушно: – Может быть, ты влюблена?

– Что ты, что ты!.. – Поля в испуге отдернула руку. – Разве это может быть?.. И в кого?..

Так и не понял Мишель, о какой необыкновенной жизни мечтала Поля. Зато Поля узнала от него одну из тех печальных историй, которых ей еще не приходилось слышать от муз. Когда Мишель рассказал ей об изменнице-арфе, у которой так чутки были струны и так забывчиво оказалось сердце, он прочел в Полином взгляде боль и страдание.

– И она никогда ничего тебе не написала? – спросила Поля, тая надежду, что повесть о любви не может кончиться разлукой.

– Нет.

Тогда Поля обняла брата и поцеловала.

– Мишель, подумал ли ты о том, что письмо могло затеряться? – И, ласково прижавшись к брату, она прошептала: – Но она напишет тебе новое письмо, гораздо лучше прежнего!..

Они долго просидели в светелке, заключив дружбу.

Неизвестно, что нашел на родине Христофор Колумб, возвратясь из странствий. Михаил Глинка в своих странствиях ничего не открыл, зато первый берег, на который он вступил, вернувшись, оказался Островом муз.

Может быть, и обетованная земля лежала здесь же или совсем неподалеку. Только перенеси в музыку это бездонное небо, эти проворные облака, отраженные в Десне, умести на нотных линейках эту вечернюю тишь да подслушай, как в лугах замирает песня, и если собственное твое сердце забьется, а слезы обожгут глаза, тогда какой же иной музыки тебе искать?

Было совсем поздно, когда, обойдя парк, Мишель вернулся в детскую.

А наутро у подъезда стояла коляска, и весь дом был в хлопотах.

– Против Горячих вод, друг мой, я никак не спорю, – сказал Иван Николаевич, прощаясь с Мишелем, – а главное, к новым людям присмотрись. С людьми жить – как людей не знать?.. На Рославльский тракт, – ступив на подножку, приказал кучеру Иван Николаевич, – трогай!..

Иван Николаевич ускакал. Евгения Андреевна почти не выходила из своих комнат. Она заметно прихварывала. Когда Мишель приходил к ней, она вглядывалась в него с ласковой тревогой:

– Богу молюсь, мой милый, чтоб исцелили тебя Горячие воды!

– Себя поберегите, маменька, не тревожьтесь обо мне!..

Но матушка помнила все его лихорадки и все боли, которые то грызли его, приводя в изнеможение, то исчезали, будто никогда их не было. Но стоило только о них забыть, они опять щелкали зубами, готовясь его загрызть.

– Кто тебя знает, – вздыхала Евгения Андреевна, – и болезни-то у тебя особенные, никогда в роду у нас таких не было. Разве что и ты у меня особенный? – и она улыбалась ему понимающей улыбкой.

В первый же день приезда он поведал ей обо всем, что передумал за тишнеровским роялем в тихой Коломне.

– Не легко тебе будет, родной, – сказала Евгения Андреевна, целуя его в лоб, и крепко обняла, будто хотела защитить сына на трудном пути.

А жизнь шла своим заведенным порядком. По страдному времени народ дневал и ночевал в полях. Выезжая из дому, мужики крестились на церковь чаще и размашистее:

– Как бы опять не голоднуть!..

Прошлогодний недород еще сказывался во всем, и о нем помнили крепко. Повстречав барича, мужики рассказывали ему наперебой:

– Всю губернию под корень обглодал, что твой Палиён! Семян – и тех не оставил!..

Широко жили шмаковские предки! В барском доме можно с непривычки заблудиться: тут тебе и двухсветная зала, и круглая, и боковая, и портретная галлерея . Если со счету не сбиться, можно насчитать, не много не мало, сорок апартаментов. А с обоих боков еще лепятся к главному дому флигели для гостей.

Вот как жили прадеды Глинки-Земельки! Только никто теперь не помнит, когда они этак жили. Лишь поглядывают теперь предки Земельки на потомков из золоченых рам, собравшись в портретной галлерее . Было когда-то, что господа Земельки новыми землями обрастали, а другие в походы хаживали. Но были и такие, которые всю жизнь музыкой да театром тешились. Таких было, пожалуй, более всего.

Но молчат о былом древние предки и гордо взирают друг на друга из потускневших рам.

Особый ход ведет из портретной галлереи в самую гущу парка. Если свернуть от дуба любви к фонтанам да спуститься по парковым террасам к озеру, по которому плавали когда-то белые лебеди, тогда оживает среди ельнинской глухомани далекий и причудливый призрак – «Версаль». Вот что затеяли здесь во время оно шмаковские Глинки-Земельки, ревнуя о славе смоленских вотчин.

Пожили шмаковские прадеды в своем ельнинском «Версале», надо полагать, наславу , только о потомках вовсе не подумали. Правда, к изящным художествам их приучили, театры и оркестры им завещали; даже персиковые деревья, вывезенные из Прованса, и те наследникам передали. А вот поместья растеряли. Теперь шмаковским Глинкам если бы и зваться Земельками, то разве что в обиду. Теперь старший шмаковский хозяин Афанасий Андреевич каждый год считает и к одному приходит: доходу – рубль, расходу – десять.

А прошлый год и совсем сбил Афанасия Андреевича с толку. Давно собирался он перекрыть крышу, а недород все доходы съел!