Грэм Робб - Жизнь Бальзака

Во время революции Бальзак производил впечатление человека, застигнутого врасплох. Возвышение при новом правительстве автора элегий Ламартина, как ему показалось, подводит итог нелепости, фарсовости всего положения. Правда, он попытался воспользоваться своим знакомством в высших сферах, чтобы добыть контракт для зятя-инженера. «Я верю, что могу чем-то вам пригодиться, – писал самый знаменитый монархист в литературе, – предложив услуги моего зятя, большого труженика, который при Реставрации и последнем правительстве подвергался преследованиям за свои республиканские взгляды» 1133. Правда, даже в одном из своих последних произведений, «Комедианты неведомо для себя», Бальзак по-прежнему наделяет определенным нравственным превосходством персонаж с левыми взглядами 1134. И все же следует заметить: за шесть дней до письма Ламартину он хвастал Эвелине, что царящая во Франции анархия заставила всех понять, как он был прав в своих абсолютистских взглядах: «Даже мой зять теперь поддерживает меня…» 1135

Когда поэт попадает во власть, любая популярная фигура, вероятно, приобретает ореол величия. Ходили слухи, что Бальзак поспешил вернуться с Украины, чтобы занять место в новом парламенте. Через пять дней существования республики он написал Ежи и Анне и сообщил о февральской «шекспировской» уличной драме: «Я ходил повсюду, кроме площади Отель-деВиль, так как боялся, что меня реквизируют в интересах республики. Об одном ужасно смешном происшествии сообщу только вам: на улице Ришелье меня узнали, и послышались крики: “Да здравствует г-н де Бальзак!” Возгласы вернули мне юношескую прыть, и я сумел сбежать по переулку» 1136.

К счастью, Бальзак не слишком хорошо разбирался в политической ситуации (Маркс и Энгельс, возможно, обвинили бы его в дальнозоркости), но он видел четкую границу между героизмом и предательством. Когда революционный Клуб всемирного братства пригласил его участвовать в выборах и «раскрыть мои политические взгляды на первом собрании», он послал открытое письмо в газеты с разъяснением своей позиции 1137. Бальзак не без ехидства сообщал, что уже высказал желание поддерживать империю, основанную на силе и разуме. Однако поддержка режима, который продержится более нескольких месяцев (еще одна колкость), требует более сильного и мужественного человека, чем он. Письмо Бальзака было образцом дипломатии и двусмысленности. Ему даже удалось включить в него бесплатную рекламу, потому что он упомянул пьесы, которые собирался написать. Пьесы, по его мнению, также служили вкладом в дело республики: занимаясь своим привычным делом, он «даст работу печатникам, театральному и издательскому миру и прессе. Эти предприятия и отрасли промышленности питают ряд других отраслей, которые сейчас все находятся в затруднительном положении. Оживление данных отраслей – само по себе важное дело!». Ирония судьбы, о которой Бальзак не упомянул, состоит в том, что поддержку ему предлагал режим, чьи идеалы были прямо противоположны его собственным.

Истинные, неразбавленные чувства Бальзака выступают во всей их практической крайности в письмах к Эвелине и в неопубликованном «Письме о труде» (Lettre sur le Travail) 1138, в котором он подробно описывает различные формы глупости республиканцев: предпочтение, отдаваемое в целом людям необразованным, сохранение понятия «труженик» (travailleur) только за теми, у кого мозоли на руках, призыв к равному рабочему дню и плате без учета экономических обстоятельств. Бальзак радовался бы краху советской империи. Мир с тех пор давным-давно выскользнул из грубых объятий убеждений и принципов: «Капитал согласен со всем, что я говорю, но не признается в этом, ибо у капитала нет голоса». Революция 1848 г. отпугнула его тем, что превратила «людей умственного труда» в нищих и ссыльных. Письма Бальзака, в которых ужас смешивается с веселостью, служат одним из лучших (и наименее востребованных) отчетов очевидца о февральской революции во Франции – пусть даже и без легитимистских выводов. «Вчера мне пришлось осветить дом (потратив 30 су!) ради дерева свободы, которое сажали на площади Божон… Нет, в самом деле!» 1139«Два дня назад (21 апреля. – Авт. ) ЛоранЖан совершил нечто величественное: он остановил колонну из тысячи рабочих, которые рыскали по бульварам, и сказал главарям, распевавшим “Марсельезу”: “Друзья мои, что такое вы поете? Никакой вражьей крови нет, тиранов больше нет, и у нас больше нет сырой земли, которую надо омывать кровью [4]. Вот видите!..” Они смотрели на него, как бараны. Гозлан сказал: “Им удалось создать республику без республиканцев”» 1140. «Похоже, наступил конец света. Должники не платят, кредиторы не подают в суд, правительство не управляет, армия разоружена, суды не судят, ноги управляют головой!» Как будто снова повторялся 1793 год, только вместо героев были клоуны 1141. Единственные признаки публичного протеста со стороны Бальзака носили подходящий к случаю комический характер: его нежелание оживить «Вотрена» в виде политической сатиры (потому что все поймут, что в ней в конце концов ничего политического нет) 1142, и, не так явно, его появление на «Общей ассамблее писателей», проводимой Институтом, в казацких шароварах и «аристократических» желтых перчатках 1143. В целом же Бальзак сохранял бодрость духа. В разгар катастрофы он писал Эвелине, что республика обречена, цены на акции резко пошли вверх и он богат так, как они и не мечтали. «Разве ты не заметила, – весело продолжал он, – что сегодня первое апреля ?»

По символическому совпадению, именно Ламартину Бальзак сообщил о своих планах, встретив его на улице между парламентом и Домом инвалидов: «“Чем вы занимаетесь?” – спросил его я. – “Жду, – ответил Бальзак, – счастья земных ангелов. Я люблю и любим самой очаровательной и таинственной женщиной на земле. Она молода, не замужем, и у нее независимое состояние, ее доход исчисляется миллионами… Вы видите в моем лице счастливейшего из смертных”» 1144. Рассказ о его удаче повторяет мечты 1821 г., когда он поведал Лоре, что хочет превзойти Ламартина, посватавшись к богатой иностранке с помощью его романтических стихов. Но у Бальзака имелся и практический повод остановить поэта: новый лидер республиканцев должен был помочь ему с паспортом. Ламартин был рад услужить. К сожалению, после того, как революция распространилась на другие европейские страны, Россия закрыла границы, и Бальзак в тревоге ждал разрешения на въезд в Российскую империю.

В ожидании он приступил к написанию комедий и драм, которые должны были превзойти произведения Мольера. Он мечтал, как допишет их в Верховне, а идти пьесы будут в Париже. Великолепная задача для полуотставки: над пьесами, в отличие от романов, как говорит один из его персонажей, можно работать время от времени, и они почти не требуют полировки; хороший диалог либо рождается, либо нет – нет смысла ломать над ним голову 1145. При таком подходе неудивительно, что он завершил всего две пьесы. Одной стала «Мачеха» (La Marâtre), «буржуазная трагедия», в которой мачеха и падчерица влюблены в одного и того же мужчину. Героине в чай подливают опиум; она кончает с собой, приняв мышьяк, и есть еще отвратительный ребенок по имени Наполеон, который помогает разоблачить злодейку, задавая неудобные вопросы. Бальзак задался целью перенести семейные драмы из своих романов на сцену; но по-настоящему ему хотелось достучаться до массового зрителя. Преуспев в этом, он почти исчезает за маской театральной искушенности. Вторая пьеса больше похожа на самого Бальзака; ее описывали как «лучшее комическое произведение своего времени, которое появлялось на французской сцене» 1146. Пьеса «Меркаде» (Mercadet) просуществовала в том или ином виде с 1840 г.; она соотносится с его опытом должника и всем нервным ожиданием последних восьми лет. Сюжет основан на том, что Меркаде надеется на возвращение помощника, который сбежал со 150 тысячами франков, чтобы сколотить себе состояние на Востоке. Фамилия помощника – Годо; на протяжении всего действия он ни разу не выходит на сцену. «Меркаде» Бальзака – это «В ожидании Годо» XIX в., в котором деньги занимают место метафизики.