Евгений Балабин - Далекое и близкое, старое и новое

9 сентября в 7 часов вечера мы прибыли в Хасав-Юрт [34]Терской области, где ночевали в прекрасной гостинице «Жилин-Юрт». Чудный воздух, тепло, все небо усеяно звездами. Когда же выезжали из Петербурга, было холодно, шел мокрый снег.

На следующий день, двумя подводами, выехали в Кизляр, столицу терских казаков – 90 верст от Хасав-Юрта. Приехали, было уже темно, в лучшей гостинице грязь, вонь, ничего достать нельзя. 11 сентября, после всевозможных неприятностей с ямщиками-черкесами, выехали из Кизляра и вечером приехали на место – в село Брянское. Я позвал старосту села и просил нам нанять квартиру на один месяц, сообщив ему, что мы, офицеры, приехали из Петербурга на охоту. Просил дать нам проводника-охотника, показать нам места, где можно лучше поохотиться, что мы ему заплатим, сколько он хочет. Староста обещал все это выполнить.

Утром явился староста и доложил, что сход готов. На мой вопрос «зачем», он ответил: «А я думал, что вы будете что-либо приказывать». Я ему снова объяснил, что мы приехали исключительно на охоту, и он недоверчиво, подозрительно посмотрел на меня. Квартиру он нашел нам у самого ерика, который при северном ветре часто сливается с морем. Прекрасный вид на косу. Квартира – особняк пять комнат, старуха кухарка и горничная, ее внучка 13 лет, – все за 14 рублей в месяц. Жара страшная. В 4 часа дня выехали на охоту с двумя провожатыми. Вечером ели на берегу чудный суп из авдоток, которых до тех пор видели только на картинках. Спали на парусе, завернувшись в бурки. Вместо подушки у Михаила Михайловича ягдташ, у меня мешочек с мелочью. Масса комаров – едят безжалостно. Домой вернулись на следующий день в 2 часа дня. Убили за эту охоту 54 штуки дичи и болотного луня.

Провожатые признались нам, что их послали с нами выведать, что мы за люди и зачем приехали, так как нельзя же поверить, чтобы два офицера приехали за тысячу верст птичек стрелять. Им советовали напоить нас, чтобы лучше узнать о наших намерениях. Провожатые говорили: «Мы видели, как вы охотились, и убедились, что вы приехали только поохотиться. Но все село Брянское не поверило даже нам и страшно интересуется, кто вы и зачем приехали». Оказалось, что некоторые говорят, будто мы «инженеры» и приехали отбирать землю у их врагов, тушиловцев. Другие думают, что мы приехали судить инженеров, которые подрядились рыть у них колодец, но, взяв около трех тысяч рублей, уехали за инструментами и уже два года не приезжают. Большинство же приняло меня за разбойника Зелим-хана [35], приехавшего на разведку. Начальник рыбного промысла сказал, что он при моем приближении спрячется в погреб и я его все равно не найду. Многие жалеют нашу хозяйку, уговаривают ее отказать нам в квартире, говоря, что от Зелим-хана хорошего не жди. Никто не верит, что мы приехали на охоту. Уже второй день ищем и не можем найти подводу съездить на ильменя (так здесь называют все озера) к дельте Терека. Никто не хочет дать, все говорят: «Самим надо». Нам было понятно, что просто боятся дать Зелим-хану. Наконец наняли почтовых лошадей. По дороге заехали к помещику Агинцеву, который рассказал нам, что Зелим-хан, местный разбойник, уже делал ему предупреждение об ограблении и убийстве и что сам Агинцев спасался на одном острове Каспия в 70 верстах от берега, где в свою очередь его приняли за Зелим-хана.

Несколько раз содержатель почтовых лошадей, черкес-тавлин, возил нас на ильменя и в назначенный день приезжал за нами. Один раз, когда в очень жаркий день мы возвращались с охоты, Михаил Михайлович снял фуражку. Когда въехали в лощину, стало очень прохладно. Я говорю: «Надень фуражку, простудишься». – «Нет, не простужусь». Тогда оборачивается тавлин и почти кричит: «Ей-бог надень шапку, ей-бог надень шапку». Мы много смеялись.

Тавлин рассказал нам, что недавно привез себе вторую молодую жену, так как первая уже устарела. «А как же первая согласилась на «вторую жену»?» – «Я ее не спрашивал и вторую обманул, сказавши, что у меня совсем нет жены». – «Да ведь это нехорошо». – «Ну а что же делать? Она не пошла бы ко мне, если б знала, что у меня уже есть жена». – «А как же они живут?» – «Не дай бог – все время ссорятся, дерутся».

У ильменей мы спали в палатке. Утром, до света, уходили в разные места. К 12 часам дня приходили к палатке и втроем, садясь вокруг котелка, обедали. У каждого была ложка, а вилка одна на троих, чтобы доставать из котелка куски птицы. Пили чай и на час ложились спать. В это время Иванков чистил ружье. Опять расходились в разные места и охотились до позднего вечера, пока видно было стрелять. Чтобы не заблудиться в камышах, Иванков разводил большой костер. Возвратившись, ужинали и ложились спать.

В Брянском селе купались и снаряжали патроны. Михаил Михайлович снимал шкурки с некоторых птиц для своей коллекции. Внучка хозяйки приносила нам стерлядь, иногда больше себя ростом.

В селе Брянском явился к нам чиновник, начальник участка, и рассказал, что его срочно вытребовали мужики, приняв меня за Зелимхана. Я видел в окно, что мужики, собравшись группой, выглядывали из-за угла дома, видимо волнуясь за судьбу своего начальника. Мы же от него узнали, где можно поохотиться на фазанов и на диких свиней. Когда этот начальник успокоил мужиков относительно нас, то по селу нельзя было пройти, а мы ходили только на почту, все старались затащить нас к себе и угостить. Мы с трудом отбивались от этих приглашений.

Наконец наша охота окончилась. За это время мы вдвоем убили 500 штук разной дичи. Иванков засолил дичь в два бочонка, и мы отправили их в Петербург малой скоростью.

К югу от Брянской косы пароходы не ходят, и мы предполагали доехать до Астрахани, потом на другом пароходе морем до Петровска и по железной дороге, через Владикавказ, на Дон. От Брянской ехали на товарном пароходе. Капитан уступил нам единственную каюту. По краям две кровати, посередине, на полу, Иванков. Поднялась буря, страшный шторм, волны перекатывались через пароход. Меня укачало. Лежим. Я говорю Иванкову: «Посмотри, что там делается?» Иванков, держась за стенку, поднялся наверх. Через пять минут пришел, упал на свою постель, отдышался и говорит: «Беда, волны гуляют по пароходу и все сметают, все мокрые». «Шторм столько-то баллов (не помню сколько), нас на канате держит баржа, которую мы везем. Если канат лопнет, мы через минуту будем на дне». Успокоив нас таким образом, капитан ушел. Слава богу, канат не лопнул, но охота плыть в Петровск у меня пропала. Сели в Астрахани на большой волжский пароход и доплыли до Царицына. Там переночевали и по железной дороге приехали в имение М.М. Алфераки недалеко от Таганрога. От него я на пару дней поехал в село, где замужем за священником жила моя сестра. У сестры только что родился ребенок. Через день были крестины, и я стал крестным отцом.