Франсуа Керсоди - Герман Геринг: Второй человек Третьего рейха

И неудивительно… Даже став официально вторым человеком рейха, Герман Геринг никак не мог воздействовать на неумолимое развитие событий: война с Польшей началась, его люфтваффе выполняет главную роль в наступлении, французы и британцы не станут вести переговоры, пока продолжаются военные действия. Париж и Лондон объявили мобилизацию. Фюрер полон решимости уничтожить поляков, перерастание конфликта в мировую войну почти неизбежно. Но казалось, ни Гитлер, ни Риббентроп этого не понимают… [292]Впрочем, Геринг тоже этого не понимал: когда Далерус приехал в конце дня к нему в штаб близ Потсдама, фельдмаршал уже полностью поменялся. «Казалось, он полностью потерял способность оценивать неизбежные последствия такой войны, – вспоминал шведский предприниматель. – Он несколько раз повторил, что начавшийся военный конфликт со всеми его перипетиями мог бы ограничиться борьбой между Польшей и Германией, пусть даже Россия и потребует свою долю за союз с Германией. По его мнению, все шло по плану, изменить который не мог никто. Затем он вызвал к себе статс-секретарей Кёрнера и Грицбаха, долго разглагольствовал перед ними, потом вручил каждому почетный кортик, выразив при этом надежду, что они будут с честью носить это оружие в течение всей войны. Складывалось впечатление, что всеми этими людьми овладело некое дьявольское опьянение».

Второе сентября стало днем больших сомнений: накануне вечером посол Гендерсон вручил рейхсминистру иностранных дел Риббентропу «ноту предостережения». «Я сообщаю, – писал Чемберлен в ноте, – что правительство Его Величества без колебаний выполнит свои обязательства по отношению к Польше, если германское правительство не готово […] приостановить наступление против Польши и не готово немедленно вернуть свои войска с польской территории». Однако срок для ответа не определялся, а Гендерсон получил строгие инструкции не рассматривать ноту как ультиматум. Несомненно, именно поэтому решительный тон ноты не был всерьез воспринят в рейхсканцелярии, и в течение 2 сентября Гендерсон так и не получил ответ. Зато стало известно, что Муссолини выдвинул идею созыва мирной конференции с участием Франции, Англии, Польши и Германии на следующих основах: приостановка военных действий и решение спорных польско-германских вопросов. Это было в некотором роде переиздание Мюнхенского соглашения, которое всех устроило. Кроме чехов, разумеется… [293]Во всяком случае, Геринг возлагал большие надежды на инициативу дуче и заявлял о своей уверенности в ее успехе. Действительно, во время выступления в палате общин в тот вечер Чемберлен весьма благоприятно отозвался о предложении Муссолини и намекнул на возможность проведения новых переговоров, «если немецкое руководство согласится вывести свои войска из Польши». Узнав о таких заявлениях, нацистские главари вполне могли подумать, что у них остается большое поле для маневра. Тем более что в тот момент сопротивление поляков начало уже ослабевать.

Однако когда Чемберлен закончил выступление в палате общин, он встретил возмущенные возгласы представителей обеих партий, которые посчитали, что данное ими полякам честное слово намеренно нарушается. И парламент потребовал немедленно предъявить Берлину ультиматум. Хватило всего несколько часов, чтобы склонность к примирению и боязнь военной конфронтации Чемберлена сменились еще большим опасением – страхом лишиться власти. В итоге парламентское большинство приняло решение предъявить ультиматум немецкому руководству 3 сентября в 9 часов утра и потребовать ответа в течение двух часов…

Ровно в 9 часов утра 3 сентября британский посол Гендерсон прибыл в германское Министерство иностранных дел для вручения Риббентропу полученного ночью из Лондона ультиматума. В отсутствие Риббентропа посла принял переводчик Пауль Шмидт [294]. Гендерсон зачитал британский ультиматум, который заканчивался такими словами: «Если сегодня, 3 сентября, до 11 часов утра по британскому летнему времени от немецкого правительства не будет получено удовлетворительного сообщения о немедленном прекращении всех агрессивных действий против Польши и выводе немецких войск из польских областей, то между обеими странами с указанного часа будет существовать состояние войны». После чего вручил его переводчику и удалился. Пауль Шмидт немедленно отправился в рейхсканцелярию, прошел через приемную, где собрались многие члены правительства и партийные бонзы, и вошел в кабинет фюрера. «Гитлер сидел за своим столом, – вспоминал Шмидт, – а Риббентроп стоял у окна. Оба они при моем появлении посмотрели на меня вопросительно. Я остановился на некотором расстоянии от стола Гитлера и медленно перевел содержание британского ультиматума. Когда я закончил, наступила гробовая тишина. Гитлер сидел, как окаменелый, и смотрел перед собой. […] Через некоторое время, показавшееся мне вечностью, он повернулся к продолжавшему стоять у окна Риббентропу и с гневным блеском в глазах спросил: “Что теперь?” Словно давал понять всем своим видом, что министр иностранных дел, которого он сам назначил, ввел его в заблуждение относительно возможной реакции Великобритании. Риббентроп тихим голосом ответил: “Полагаю, что в следующие часы французы передадут нам аналогичный ультиматум”».

А тем временем Геринг из своего мобильного штаба близ Потсдама звонил в кабинет Риббентропу, желая узнать точное содержание британского ультиматума. Повесив трубку, он повернулся к вошедшему в вагон-салон Далерусу. «Геринг сказал, что обстановка сложилась почти катастрофическая, – вспоминал шведский предприниматель. – Он надолго задумался, потом решил позвонить Гитлеру, чтобы узнать, как тот оценивает обстановку. […] Было примерно половина десятого утра, ответ на ультиматум надо было дать до 11 часов, а Геринг находился в сорока минутах езды от Берлина».

Вот как работал политический механизм нацизма: когда составлялась ответная нота, от которой зависела судьба Германии и мира, человек, которого только что официально провозгласили вторым лицом рейха, при этом даже не присутствовал! Гитлер взялся лично составить ответ, причем помощь ему в этом оказывал человек, который абсолютно неправильно информировал его о британской реакции… Но вот Далерус упорно продолжал вести поиски мира: он сумел связаться с неким высокопоставленным чиновником внешнеполитического ведомства Великобритании, предложив ему временный компромисс: для того, чтобы позволить Германии спасти репутацию, не могла бы Великобритания ограничиться пока требованием немедленного прекращения боевых действий и не настаивать на выводе частей вермахта из уже занятых ими польских областей? Ему просто ответили, что такое решение может принять лишь премьер-министр, которому доложат об этом предложении. О том, что было дальше, рассказал сам Далерус: «После короткого раздумья я снова пришел к Герингу и предложил ему лично вылететь в Лондон в качестве представителя немецкого правительства, возможно, в сопровождении нескольких человек, для того, чтобы провести переговоры и достичь соглашения. Для того чтобы предпринять этот демарш, ему следовало бы вылететь раньше 11 часов. […] Геринг сразу отдал распоряжение генералу Боденшацу, а затем перезвонил Гитлеру, с которым проговорил около десяти минут».