Юрий Малов - Мои московские улицы

На нечетной стороне Б. Дмитровки в доме № 17 и сегодня продолжает работать известный музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко. С 1839 по 1909 годы здесь функционировал популярный в Москве, и не только в ней, Купеческий клуб, неоднократно упоминавшийся в книгах наших классиков, в частности, в пьесах А. Островского. А еще раньше эта территория была занята усадьбой графа П. С. Салтыкова, которая доходила до Тверской улицы. Интересно, что дед, отец и сын Салтыковы были генерал-губернаторами Москвы при разных правителях России. В 1909 года в главном здании усадьбы открылось кабаре «Максим», а после революции здесь давали представления две студии: Станиславского и Немировича-Данченко. В 1941 году они объединились в один музыкальный театр, успешно работающий и поныне.

Не отягощенные этими историческими деталями, мы с приятелем предприняли попытку поступить в балетную школу этого театра, преследуя сугубо корыстные цели.

Дело было так. В пятом классе мой товарищ Вова Изосимов по секрету сообщил мне, что наш одноклассник Рудик (Руденко) вот уже несколько дней обосновался на задней парте в среднем ряду – она у нас в классе пустовала – и читает там какие-то книжки. Сам факт чтения на уроках нашими учениками посторонней литературы не вызывал никакого удивления, книги на уроках читали многие, в этом не было ничего исключительного. Загадочным в его поведении было то, что при этом он постоянно сосал конфеты. На перемене Вова вместе со мной прижали Рудика к стенке и потребовали сообщить источник его резко возросшего благосостояния. Рудик, реально оценив ситуацию, не мог отказать нам в «просьбе». Он рассказал, что конфеты-подушечки у него появились после того, как он поступил в балетную школу при театре Станиславского и Немировича-Данченко, где ему еженедельно стали выдавать продовольственный паек, включающий и леденцы-подушечки, которые он употребляет на уроках. Мы потребовали, чтобы он отвел нас с Вовкой туда, где даром выдают такие замечательные пайки. После окончания школьных занятий, ведомые Рудиком, мы вошли в служебный вход театра Станиславского непосредственно с Б. Дмитровки, затем проскочили несколько полутемных коридоров и оказались в раздевалке рядом с репетиционном залом. Нас попросили раздеться, к чему мы были совсем не готовы. В нашем далеко не презентабельном исподнем мы прошли в просторный и светлый зал с зеркальной стеной. Этот зал опоясывали перила. Здесь нас стали разглядывать три женщины, очевидно преподавательницы балетной школы. Они начали гнуть нас во все стороны, выгибать ступни ног, заставляли махать ногами и при этом что-то тихо говорили между собой. Аудиенция закончилась довольно быстро. Мы с Вовой были признаны непригодными для балета по причине отсутствия необходимых физических кондиций – заключение, которое лишило нас желанного пайка, что расстроило нас больше всего. Вердикт о нашей физической непригодности для балета был нам непонятен. Но он не помешал нам продолжать заниматься нашим любимым делом – играть в футбол.

В отличие от теперешних школьников, вспоминая свое прошлое, кажется, что в начальные классы школы мы ходили лишь для того, чтобы, дождавшись последнего школьного звонка, кубарем скатиться по лестнице на первый этаж к раздевалке, схватить свои пальтишко и шапку и бежать «столбить» соседний пустырь для очередной футбольной баталии.

В футбол играли поголовно все, в любое время года, используя любые подручные средства: теннисный, резиновый или тряпичный мяч, консервную банку, а то и просто льдышку. Вероятно, одной из причин повального «поражения» этой «эпидемией» был эмоциональный настрой самого общества, медленно отходившего от многолетних, суровых, военных будней. Футбольное действо утверждало реальное возвращение мирной жизни.

Исторические победы футболистов московского «Динамо» в Англии в 1945 году еще больше подхлестывали ажиотажный интерес к этой игре, волна которого с головой накрыла всех мальчишек тех лет. Футбол до определенного возраста был тогда почти нашим «всё». От умения или даже просто желания играть в него зависел авторитет каждого мальчишки во дворе и школе.

К концу четвертого урока – времени окончания наших занятий в начальных классах – мы обычно определялись, кто будет играть, с кем, против кого и где. Принцип формирования команд был прост: звено против звена, ученики одного ряда парт против другого, Пушкинская улица против Петровки и т. д. Важнее было найти место, где играть. Почти всегда мы начинали свои футбольные сражения на одном из ближайших пустырей, примыкавших к школе. Участники двух противоборствующих команд складывали свои портфели каждые на своей стороне «поля» в две кучки, размечая, таким образом, футбольные ворота. Один из игроков тщательно выверял расстояние между «штангами» следами своих ботинок, аккуратно выставляя пятку к носку, добиваясь точной соразмерности створов обеих «ворот», и матч начинался.

Мы придерживались базовых правил игры с некоторыми исключениями вынужденного характера. У нас не было судей, не было правила «офсайда», три корнера приравнивались к пенальти, продолжительность матчей определялась установленным пределом счета.

К сожалению, на одном месте долго играть не удавалось. С лучших площадок нас сгоняли выходившие вскоре старшеклассники. Мы перекочевывали в один из ближайших дворов. Шумная беготня по двору, азартные выкрики, стук мяча и разбитые стекла предопределяли наш очередной неумолимый исход чаще всего под давлением силовых структур в лице всемогущих дворников. Кочуя, таким образом, по дворам, мы нередко завершали свои футбольные поединки на Советской (Тверской) площади – на том месте, где сегодня стоит памятник основателю Москвы, Ю. Долгорукову.

Зимние футбольные увлечения сыграли со мной злую шутку. Так, во всяком случае, утверждали мои родители. Разгоряченный игрой, вспотевший, – мне в голову не приходило, что могу простудиться, остывая на морозе в перерывах между футбольными баталиями. О соблюдении каких-либо общепринятых гигиенических норм не могло быть и речи из-за отсутствия практической возможности их соблюдать, не говоря уже об отсутствии представлений о таких нормах. В результате каждую зиму в 1944 и 1945 годах болел воспалением легких. Надо сказать, что сам процесс лечения этого заболевания в домашних условиях был довольно приятным времяпрепровождением. Каждый такой период, – а он продолжался не менее месяца, я проводил в кровати за беспробудным чтением книг, которые мне приносили родственники и знакомые из библиотек, и прослушиванием популярных радиопередач: «Клуб знаменитых капитанов», «Почта», «Угадайка», «Театр у микрофона» и других интересных передач тех лет.