Бенгт Янгфельдт - Рауль Валленберг. Исчезнувший герой Второй мировой

Но, едва они обнаружили винный погреб посланника, насчитывавший около 1 тыс. бутылок, из них 150 бутылок коньяка и других крепких напитков, все человек 100 личного состава напились. Солдаты бегали вокруг с бутылками вина и коньяка в руках в поисках добычи. Все протесты оказались тщетными. Солдаты отвечали, что война есть война. […] Поначалу их интересовали золото, ювелирные драгоценности и спиртное. В последующие дни пришла очередь одежды и ковров и т. д. Самыми вожделенными вещами были наручные часы и зажигалки.

Около 19 часов офицеры собрались в кабинете атташе на ужин. […] Ужин… постепенно перешел в безудержную попойку. К концу празднования сидевшие за столом и даже лежавшие под ним офицеры и подошедшие рядовые были в безнадежно пьяном состоянии. Дошло до того, что они загадили и пол, и кровати. […] Кабинет министра… они превратили в уборную. […] Даже хранившийся у нас чемодан со столовым серебром – собственность бывшей советской миссии в Будапеште, о чем ясно свидетельствовала надпись на нем, причем на каждом предмете были выгравированные серп и молот, – был вскрыт и разграблен.

Точно так же, как Валленберга лишили его “студебеккера”, у миссии конфисковали восемь принадлежавших ей машин, стоявших во дворе и в гараже. После воздушных налетов бóльшая их часть была в таком состоянии, что использовать их оказалось невозможно, и с помощью лошадей их увезли. Когда Берг и фон Мезеи стали протестовать против конфискации, советские офицеры предъявили документ, дававший им право отбирать все автомобили, которые встретятся на их пути. Таким же образом был разграблен запас продовольствия, имевшийся в миссии. Опустошение довершилось 13 февраля, когда топорами, ломами и кувалдами они раскурочили три больших сейфа. “В течение одного часа все три наших сейфа были вскрыты, как банки с сардинами”, – вспоминал фон Мезеи. Акции и прочие бумаги трогать не стали, но “золотые монеты, валюту, ювелирные украшения и драгоценные камни, частью принадлежавшие миссии и ее персоналу, а частью составлявшие депозиты, оставленные голландскими, иранскими, аргентинскими, румынскими и другими гражданами, интересы которых в Венгрии представляла миссия” забрали с собой. По свидетельству фон Мезеи, одну из девушек из обслуживающего персонала – его сестру – изнасиловали.

В то время как Маргарета Бауэр скрывалась во дворце графа Эстер-хази, во время бомбежки была разрушена ее комната в доме у Цваков.

Улица Уллёй, 32, где Ларс Берг возобновил деятельность шведской миссии в помещении Красного Креста в феврале 1945 года.

Ларс Берг покинул миссию 13 февраля, как только закончилась первая волна бесчинств. Его просьбу об охране здания советское военное командование отвергло, аргументируя отказ тем, что они не могут знать, кто такой Берг, поскольку им “уже на подступах к городу встречались тысячи “шведов” с удостоверениями различного рода”. Поэтому на русском военном пароме его переправили к коменданту города генералу Чернышову в Пешт. В Пеште он добрался до штаба Красного Креста по улице Уллёй, 32. Супругов Лангле там не оказалось, они еще раньше отправились в Дебрецен, чтобы обсудить с временным правительством условия продолжения работы Красного Креста в Венгрии. В отсутствие Даниэльсона и остальных шведские интересы представлял русский эмигрант Михаил Толстой-Кутузов, который был в миссии начальником госпиталя для советских военнопленных. Кроме того, Чернышов поручил ему возглавить бюро, в компетенцию которого входила защита интересов иностранцев в Будапеште.

Берг встретился с Чернышовым, но разговор результатов не дал. Генерал сказал, что не несет ответственности за происходящее в Буде. В условиях, когда столько сотрудников миссии числились пропавшими, Берг не решился вернуться на улицу Гийопар. Вместо этого он принял решение открыть отделение миссии в помещении Красного Креста на улице Уллёй.

В отсутствие Валленберга гуманитарный отдел миссии возобновил работу под руководством Отто Флейшмана. Ему, как и раньше, помогали Форгач, Воль и Хегедюш. В их распоряжении были солидные денежные суммы. Однако продолжать прежнюю деятельность по защите евреев, по мнению Берга, теперь было бесперспективно, ведь нилашистский режим свергнут, а немцы бежали. Поэтому отдел был закрыт. Берг в присутствии д-ра Хегедюша и одного из директоров Hazai Bank распорядился вскрыть пакет, оставленный Валленбергом и при разграблении банка избежавший внимания русских. В свертке находилось 870 тыс. пенгё в банкнотах, обручальное кольцо Рауля (с крупным бриллиантом), медная тарелочка и книга об охранном паспорте, подаренная Раулю на Рождество его сотрудниками. Поскольку Берг не знал, кому принадлежат деньги, он оставил их новому главе шведского Красного Креста адвокату Ласло Йозефовичу. Кольцо, тарелочку и книгу он пока оставил у себя.

Отношения между миссией и советской городской комендатурой были сложными. Деятельность миссии не запретили, но нескольких сотрудников, в том числе Толстого-Кутузова, допросили. Миссию обвинили в шпионаже, изготовлении поддельных документов и выдаче охранных паспортов венграм-неевреям. По словам Берга, советские военные власти проявили “величайшую враждебность” по отношению к миссии, и тот факт, что Швеция представляет Советский Союз в Венгрии, не встретил “абсолютно никакой благодарности или признания”. Наоборот, шведскую миссию обвинили в том, что она “недостаточно активно защищала интересы Советского Союза”.

Берга и Валленберга изображали особо опасными немецкими шпионами. Берга дважды вызывали на допрос. “Во время этих допросов они постоянно пытались выдавить показания, особенно против Рауля, будто это он стоит за мнимой шпионской деятельностью миссии”. В письме к Май фон Дардель несколько месяцев спустя Берг обьяснил, что обвинения выглядели “чудовищными”, учитывая “все трудности, которые были у миссии с немецкими и венгерскими нацистами”.

Подозрения подогревались циркулировавшими в Будапеште шведскими охранными документами, подлинными и поддельными. К тому же и “шведские”, и “швейцарские” евреи (как и многие другие жители Будапешта) украшали дома, в которых жили, соответственно шведскими и швейцарскими флагами и гербами, что, в свою очередь, как говорят, заставило маршала Малиновского задаться вопросом, это венгерский город, шведский или швейцарский… Согласно Бергу, обесценивание охранных документов означало, что “шведское имя стало пользоваться дурной славой, что все шведские документы объявлялись поддельными или недействительными и что любые акции в пользу шведских интересов сделалась невозможными”. Вследствие этого Берг опубликовал заявление в будапештской прессе, что все шведские паспорта, выданные до 1 февраля 1945 года, объявляются недействительными.