Бенгт Янгфельдт - Рауль Валленберг. Исчезнувший герой Второй мировой

Ночь члены миссии провели на улице Уллёй. Рано утром 15 марта на грузовике с прицепом их перевезли в Дунавече, откуда пять дней спустя началось их путешествие в Швецию. В группу помимо сотрудников миссии и Асты Нильсон входили Бела Фени, венгерский бизнесмен со шведским гражданством, с супругой и двумя детьми, некая госпожа Бурде и польский переводчик Маргель. Супруги Лангле предпочли остаться в Будапеште, поскольку Вальдемар еще не оправился от последствий воспаления легких. Лангле приехали домой несколькими месяцами позже.

К тому моменту, когда члены шведской миссии выехали из Венгрии, Валленберг уже в течение пяти недель находился в Москве. В тюремной регистрационной карточке Лубянки значится, что он является “военнопленным” и что он “прибыл 6/2 1945 из Будапешта в рас [поряжение] Главного Управления контрразведки СМЕРШ”. В графе “Профессия (специальность)” написано: “Дипломатич[еский] надсмотр[щик]” – необычное определение, свидетельствующее о том, что не было уверенности в профессиональном статусе заключенного. Графа “Характер преступления” в карточке не заполнена.

Лубянка была следственной тюрьмой, то есть тюрьмой, где заключенный находится в ожидании суда, а не отбывает свой срок. Сюда доставляли особо важных заключенных. До Революции 1917 года здание принадлежало страховой компании “Россия”, но после национализации она превратилась в штаб ЧК. На самом деле это комплекс зданий с внутренним двором, где когда-то была гостиница, принадлежавшая страховой компании. Ее превратили в тюрьму (“внутреннюю тюрьму”) с 115 камерами, в которых могло содержаться до 500 заключенных. Поскольку здание в свое время было гостиницей, камеры отличались некоторым комфортом – например, там было центральное отопление, паркетные полы и настоящие кровати. Место для прогулок было устроено на крыше, но вид закрывали высокие стены. В подвалах находились помещения, специально приспособленные для пыток и расстрелов. Один заключенный, сидевший там приблизительно в то же время, что и Валленберг, рассказывал: “Во внутренней тюрьме Лубянки были паркетные полы и чистое белье – и одновременно пыточные камеры. […] Были камеры, в которых батареи раскалялись докрасна, и заключенные падали в обморок от теплового удара, или же температура, наоборот, понижалась до нулевой отметки”.

Регистрационная карточка с Лубянки, из которой, в частности, следует, что Валленберг был арестован 19 января. В качестве до-машнего адреса здесь указано: улица Дезё, 3 – один из тех домов в Буде, где Рауль обычно ночевал.

Стены тюрьмы были полыми, а это означало, что заключенные не могли воспользоваться “тюремным телеграфом”, то есть перестукиваться. Они также не знали, в какой части тюрьмы находятся, потому что камеры были пронумерованы не последовательно. Таким образом, Лубянка была отлично оборудована для того, чтобы держать заключенных в изоляции друг от друга.

По прибытии на Лубянку Валленберга и Лангфелдера разлучили. Ирония судьбы заключается в том, что Валленберга поместили в камеру с немецким офицером по имени Густав Рихтер. Они оказались почти ровесниками – Рихтер был на год моложе. У немца также было высшее образование – юридическое, но это был нацист и эсэсовец (гауптштурмфюрер, что соответствует званию капитана). Несмотря на молодость, он с 1941 года служил полицейским атташе при германской миссии в Бухаресте, где был “советником по еврейским вопросам”. Так называли того, кто отвечал за уничтожение евреев в странах – союзниках Германии, которые сохраняли суверенитет и с которыми приходилось обращаться с некоторой дипломатичностью. Рихтер непосредственно подчинялся Адольфу Эйхману и свои отчеты писал в “еврейский отдел” Главного управления федеральной безопасности Германии. Основной задачей Рихтера было очистить Румынию от евреев. Это должно было произойти сначала путем помещения 300 тыс. евреев страны в гетто, а затем их депортирования в лагерь смерти Белжец в юго-восточной Польше [86]. Чтобы упростить дело, Рихтер по приказу Эйхмана создал юденрат – точно так же поступил позже и сам Эйхман в Венгрии. Летом 1942 года Рихтер получил разрешение румынского правительства приступить к депортациям, однако они так и не состоялись: подобно Хорти два года спустя, румынское правительство уступило внутреннему и международному давлению.

Когда 23 августа 1944 года прогерманское правительство маршала Антонеску было свергнуто, члены германской миссии были переданы советским войскам. Среди пленных был и Густав Рихтер, после короткого периода содержания в Бухаресте отправленный в Москву, где 7 сентября он был помещен в Лефортовскую тюрьму. Примерно неделю спустя его перевели на Лубянку и поместили в камеру № 121. Там уже сидел австрийский военнопленный лейтенант Отто Шойер, специалист по радиотехнике, взятый в плен после Сталинграда в 1943 году.

Интерьер тюрьмы Лубянки. По лестницам и перилам, в частности, видно, что это бывшая гостиница. Эта и следующая фотографии сделаны в 1990-х годах.

Рихтер был полным антиподом Валленберга. Это был почти румынский Эйхман – с той лишь разницей, что ему не довелось увидеть реализации своего плана уничтожения евреев. Рихтера выпустили в 1955 году, когда Германия и Советский Союз заключили договор об обмене военнопленными. Шесть лет спустя началась длительная подготовка к процессу против него, и в 1981 году его приговорили к четырем годам тюрьмы – наказание, которое ему отбывать не пришлось, поскольку он провел в советском заключении более 11 лет.

После освобождения Рихтер несколько раз давал показания и высказывался в прессе о том, как вместе с Валленбергом провел три недели в камере № 121. В его рассказах не найти следов идеологических разногласий – с учетом своего прошлого Рихтер был крайне заинтересован выставить отношения с Валленбергом в наилучшем свете. Возможно, все было именно так – хотя они с Валленбергом были идеологическими противниками, их объединяло то, что теперь враг у них был общий. А возможно, что Валленберг не знал о прошлом Рихтера, о котором тот, со своей стороны, едва ли имел основания распространяться. Однако вероятность этого следует рассматривать как незначительную.

На Лубянке были конфискованы “наброски романа-триллера” Валленберга. Банки консервов, которые были у него с собой, тоже отобрали, но содержимое разрешили оставить себе. “Валленберг, – вспоминал Рихтер, – был в очень хорошем настроении, несмотря на долгую и изобиловавшую трудностями дорогу, и у него был волчий аппетит…” Рихтера и Шойера кормили по офицерской норме, в то время как Валленберга – только как рядового. Валленбергу, “видимо, прошедшему через голод”, выдаваемой нормы не хватало, и Рихтер с Шойером делились с ним своими порциями. То же самое относилось к табаку. Валленберг как рядовой получал только трубочный табак, в то время как обоим офицерам выдавали сигареты – по 25 штук раз в два дня.