Пирмин Майер - Парацельс – врач и провидец. Размышления о Теофрасте фон Гогенгейме

В шестом трактате излагаются «причины создания этих творений» (XIV, 148). Под причинами в данном случае не следует понимать привычную для нас естественнонаучную казуальность. Гогенгейм скорее имеет в виду цель бытия, близкую к аристотелевской конечной причине. На первый план автор выдвигает защитную функцию элементарных духов. По его мнению, «Бог поставил их на стражу природы и не оставил без защиты ни одной вещи, находящейся в ней» (XIV, 149). Даже мельчайшая деталь в царстве природы находится под защитой! Подземные гномы стерегут полезные ископаемые, золото, серебро и железо. Они следят за тем, чтобы подземные богатства расходовались людьми постепенно, «одно за другим, сначала в одной земле, а затем в другой» (XIV, 149). Сокровищ, скрытых в земле, и полезных ископаемых должно хватить до Страшного Суда.

Огненные духи также выполняют защитную функцию. Они ответственны за сохранение опасности, которую скрывает в себе этот элемент. Здесь можно проследить духовную взаимосвязь гогенгеймовской концепции с представлениями сибирского шамана Дерсу Узала из известной книги о Владимире Арсеньеве. Вспомним, что знаменитый азиатский маг и охотник вел диалог с весело потрескивавшим костром. [413] Воздушные духи, согласно «Книге о нимфах», охраняют камни и не дают поверхности земли превратиться в пустыню. Русалки стерегут клады, скрытые в воде (XIV, 149). Помня о постепенно открывающейся тайне природы у Гогенгейма, можно предположить, что не только благородные металлы, лежащие на дне водных глубин, но и сама вода является величайшей ценностью. Примечательно, что у Гогенгейма, как и в многочисленных народных сказках, подчеркивается добродушный характер элементарных духов. Лишь сталкиваясь с обманом, лукавством, нарушением верности и жадностью, проявляемыми людьми, духи начинают мстить, но чаще всего они просто исчезают. Русалки лучше чувствуют себя в низменных местах, нежели на возвышенности. Их редко можно встретить в районах, расположенных выше 600 метров над уровнем моря. Ренвард Кизат особенно подчеркивает выделяемую Гогенгеймом защитную функцию. О «подземных гномах» он пишет, что «они берут под свою защиту диких зверей, и в особенности серн, проживающих в горах» [414] Они же призывают слишком резвых охотников умерить страсть к истреблению животных и довольствоваться малым. Примеры соглашений между охотниками и подземными гномами предвосхищают современный бюрократический порядок проведения охоты. Человека призывают бережно относиться к природе и помнить об экологических табу, через которые нельзя перешагивать. Здесь опять заметна связь книжечки о нимфах с народными сказками. Так, в одной древней саге «мать гномов» увещевает охотника преследовать серн только в строго установленное время. Тому, кто не следует этому предостережению, угрожает опасность быть увлеченным духом белой серны в пропасть и бесславно погибнуть.

С точки зрения психологии Юнга мифология Гогенгейма об элементарных духах представляет собой нагромождение архетипов, психологически бесценных образов и фигур. В своих лекциях о Парацельсе Юнг в основном обращался к примеру Мелузины. Для знаменитого психолога она была «символом души», точнее, ее женской части, той вечной, первобытной женственности, которая живет в каждом человеке [415] .

«Книга о нимфах» интересна для нас и как пример критики Парацельсом современного ему общества. [416] Некоторые пассажи в тексте сочинения актуализируют полусказочные сюжеты и подвергают критике, если не сказать отрицанию, существующий порядок вещей. Шестой трактат содержит эсхатологические увещевания, в которых автор сетует на умножение в обществе сект и партийных группировок, а также предсказывает конечную гибель князей и прочих владетельных господ. В прологе Гогенгейм прибегает к величественной риторической фигуре. Он излагает иерархический порядок своей системы ценностей, которую, по его мнению, следует принять на вооружение людям, живущим во втором тысячелетии после пришествия в мир Спасителя. Он отдает предпочтение нимфам, русалкам, гномам и великанам, ставя их выше достижений человеческой цивилизации. Такая схема демонстрирует претензии и преимущество природы по отношению к человеческому разуму. Впрочем, пиетет, проявляемый Гогенгеймом к силам природы, не имеет ничего общего с утопическим безумием марксистской теории с ее материализмом, обожествлением масс и верой в прогресс и технику. Радикализма в политической концепции Парацельса предостаточно. Автор не удовлетворяется тем, что просто выступает против служения миру, княжеской этики, придворных обычаев и изящных манер. Он выступает за отмену всех сословных привилегий при одновременном сохранении монархии. В его политическую программу входят отмена смертной казни, прекращение войн, ставится под вопрос правомерность существования частной собственности на землю. Он придает обычной работе статус службы Богу, выступает за уничтожение материальной церкви и учреждение истинной церкви духа. В целом его политическую концепцию можно назвать мечтой о новом небе и новой земле, имеющих одновременно материальное и духовное измерение.

Конечной целью размышлений Парацельса является человек, живущий в согласии с Богом, природой и миром духов, которые находятся с ним в непосредственном общении. В отличие от своего современника Мартина Лютера, с которым «Лютер медицины» не любил себя сравнивать (VIII, 44), Гогенгейм не демонизирует мир духов [417] , но видит в нем свидетельство величия и многообразия творения. Сумма натурфилософии и естественной теологии Парацельса превосходит по своему размаху любую человеческую цивилизацию и возвышается даже над величественным собором западного мира. «Здания, воздвигнутые человеком, не более чем камни. Все храмы, церкви и прочие постройки будут разрушены и в конце концов исчезнут. Сохранится лишь тот храм, в котором Бог устроил жилище себе. И этот храм – человек» (PR, 188).

Эта мысль, прозвучавшая в книжечке о нимфах, представляет собой теологическое выражение относительности человеческой цивилизации. Как и в мистическом наследии Николауса фон Флю, в учении об элементарных духах внимание обращается на правильную расстановку приоритетов, при которой многие вещи по своему новому иерархическому значению превосходят смысл распространенных суждений о них. В философии Парацельса четко просматриваются этические горизонты, стремление примирить все существующее с абсолютным бытием в высшей точке самопознания. Как и в традиционной мистике, это достижимо только в состоянии благодатного спокойствия. Такое примирение образно сравнивается с обретением философского камня, конечной целью алхимии. На пути к примирению человек входит в соприкосновение с миром духов. Гогенгейм раскрывает перед читателем перспективы, которые два с половиной века спустя Вольфганг Гете выразил в монологе Фауста в поэтической форме: