Пирмин Майер - Парацельс – врач и провидец. Размышления о Теофрасте фон Гогенгейме

Радость созерцания тварной природы и чувство благодарности Создателю, напоминающие францисканскую традицию, конечно же, не могут быть названы достижением парацельсистской теории. Однако основа гогенгеймовского толкования псалмов лежит далеко от одностороннего супранатурализма. Земля называется «одеждой Божества» (II, 5, 1), подножием или троном Божьим (II, 5, 4), Божьим садом, полным пшеницы и вина, от которых питаются животные и люди. Рассуждая о жизни, Гогенгейм вспоминает о некоторых свойствах масла, которое, будучи добавлено в краски, делает картину красивой и живописной. Достижение «красоты» человека входит в промысел Божий о людях! Пища, которую Бог предлагает нам посредством созданной им природы, заставляет наши лица сиять «масляными красками». Результатом правильного употребления в пищу даров природы становится красивый, здоровый и свежий вид человека! (II, 5, 9) Гогенгейм славит природу и, отвергая мертвенный аскетизм, свойственный фанатикам, воспевает гимн телу и здоровью человека. Он говорит о «золотом мире», в котором растут деревья и радостно поют птицы. Гогенгейм с воодушевлением описывает красоту деревьев, в листве которых укрываются щебечущие пичуги. Люди, глядя на красоту творения, должны радоваться, чтобы ангелы Божьи, подобно птицам, спустились вниз и здесь, на земле, сотворили себе обитель! Если же мы пребываем в гневе и печали и накладываем на себя неудобоносимые бремена, то вместо птиц и добрых духов к нам слетятся бесы и злые ангелы (II, 5, 10)!

В парацельсовском толковании псалмов материальный мир описывается как земля обетованная. Море названо неисчерпаемым источником пищи, которая делает несостоятельной любую угрозу голода. Даже при интенсивном освоении водные глубины всегда будут скрывать в себе огромные запасы (II, 5, 14). Рыбы, животные и птицы, обитающие в воде, на земле и в воздухе, самим Богом отданы в пищу человеку и будут питать его до конца света. В этой связи Гогенгейм поминает добрым словом мореплавателей, рыбаков и охотников. «Имея пищу, мы, благодаря божественной мудрости, знаем и то, как можно ее добыть», – пишет он (II, 5, 15). Позиция Гогенгейма не имеет ничего общего с бездумным расхищением природных богатств. Напротив, человек нигде не назван у него господином и царем природы. В комментарии к 91 псалму мы читаем: «Человек не должен употреблять во зло силу природы и ее дары. Так поступают только грешники, противящиеся воле Божией о мире» (II, 4, 246). Под злоупотреблением силами природы Гогенгейм понимает неправильное использование природного достояния, созданного для творческого преобразования и удовлетворения основных потребностей человека. Он резко нападает на спекулятивное отношение к творению, заклад земли, получение процентов, ростовщичество и жестокое обращение с животными (II, 5, 13). На первом плане у Гогенгейма стоит работа, которая и составляет основное содержание человеческой жизни. Согласно Курту Гольдаммеру, это утверждение является центральным пунктом социальной философии Гогенгейма, изложенной в его социально-этических и социально-политических работах.

К прочим восхвалениям природы в гогенгеймовских толкованиях псалмов прибавляется похвала медицине: «Медицина, развиваясь на земле, также славит Господа и исполняет его волю о нас. Ведь он хочет, чтобы медицина делала нас здоровыми и восстанавливала наши силы после болезни. Поэтому первой и самой главной молитвой врача должны быть следующие слова: Господи, научи нас узнавать добродетели, всеянные не только в нашу душу, но и в наше тело. Господи, помоги нам овладеть искусством медицины» (II, 4, 346).

Ничто из происходящего на земле не нарушает порядок творения, даже землетрясение, поскольку оно выталкивает на поверхность скрытые в земле богатства (II, 5, 18). Даже вороны и быки своим криком и ревом славят Господа. В восхваления Бога и творения порой вклиниваются грозные пророчески пассажи. Гогенгейм предвещает беды и несчастья тем людям, которые оскорбляют Бога, пользуются его творением ради удовлетворения своих страстей и обманывают ближних, извлекая из этого мнимую эгоистическую пользу для себя. «Все они будут уничтожены!» – грозно предрекает он (II, 4, 247).

К тем же, кто с благодарностью пользуется дарами Божьими для своего пропитания, целые дни проводит в работе, строит дома для ближних, «а не только для себя», делится с окружающими зерном, «а не набивает им жадно свой рот» и выращивает виноград «не только для собственной глотки», Гогенгейм обращает слова блаженной жизни: блажен ты, и все, что не пожелаешь, дастся тебе (II, 5, 18). На пути к блаженной жизни важную роль играют богословие и толкование Библии. При этом интеллектуальное развитие богословствующего человека в данном случае не имеет принципиального значения. «Я бы хотел обладать богословским духом… – пишет Гогенгейм. – Ведь, пытаясь урвать хотя бы малую толику богословского знания, я познал нищету, скорби и горе. Однако после этого мне только предстояло узнать, что для обладания богословским духом потребны еще большая серьезность, а также умение принимать голод и нищету без ропота и со смирением» (II, I, 64). Такое толкование Библии больше походит на духовную интерпретацию и довольно далеко отстоит от научно-филологического исследования. «Мы должны работать и творить, – читаем мы в одном из текстов Гогенгейма, – а не предаваться бесплодным спекуляциям… Изучение Библии требует согласования фраз и сентенций библейских текстов с духом Священного Писания» (PR, 158). В определенной мере эта рекомендация относится к молитве и внутренней «работе сердца» (II, 2, 78). Уточнить мысль Гогенгейма помогает одна сентенция папы Григория Великого: «Заповеди Божьи невозможно понять даже после их внимательного прослушивания. Настоящее понимание приходит только после их исполнения» [445] .

Это высказывание Григория Великого, к сожалению расходящееся с исторической действительностью, максимально приближено к толкованию Гогенгеймом понятия «католический». Как и Себастьян Франк, Парацельс принадлежал к духовным радикалам реформационной эпохи, которые, как о них говорили, ожидали «aliam ecclesiam magis pneumaticam» – другую, более высокую в духовном отношении церковь. [446]

Гогенгейм не ограничивался простыми теоретическими рассуждениями о Святом Духе. В истории развития христианской социальной мысли его социально-этические, социально-политические и социально-революционные трактаты могут быть названы законченными программами, которые так и остались нереализованными. Интересно, что в своей оценке войны и смертной казни Гогенгейм приближается к позиции анабаптистов. Что же касается уважительного отношения к работе и труду, то здесь мы видим его идейную близость с протестантской этикой в ее понимании Максом Вебером. Однако тут нельзя не заметить, что, в отличие от Вебера, у Парацельса отсутствует понимание социальной функции капитала. Любопытны его представления о четырехдневной рабочей неделе, наполненные классическими социалистическими иллюзиями и верой во всеобщее благосостояние, которое понимается как результат упорного, последовательного труда. С этической точки зрения обращают на себя внимание указания Гогенгейма на необходимость внутренней аскезы, особого состояния, побуждающего человека бережно относиться к плодам своей и чужой работы, осуждающего хвастовство и не допускающего излишеств. Это те этические представления, которыми руководствовались, к примеру, члены богатых семейств Шовингеров и Ваттов, даже если их огромное состояние и противоречило францисканско-парацельсистскому идеалу бедности.