Пирмин Майер - Парацельс – врач и провидец. Размышления о Теофрасте фон Гогенгейме

В матрице человек «создается, формируется и приуготовляется к рождению… точно так же, как это происходило во время рождения в мир первого человека» (IX, 194). Начиная с Гиппократа женщина традиционно воспринималась как сосуд для семени, а ответственность за зачатие лежала целиком на мужчине. Матрица, обладая собственной внутренней динамикой, сосредоточивает в себе мощную притягивающую силу, которая по своему воздействию сравнима с магнитом. Такое представление напоминает теорию Шопенгауэра о волевом начале в природе, динамика которого вызывает к жизни те или иные вещи. Наступление беременности зависит от матрицы, без участия которой женщина «не беременеет и не получает семени от мужчины» (I, 295). Выбор пола будущего младенца также целиком находится в ведении матрицы. Об этом, в частности, подробно написано в диссертации Сибиллы Ленц. [205]

Развитие человека как духовной личности, его восприимчивость к заболеваниям, уровень присущего ему иммунитета зависят, по Гогенгейму, от силы воображения беременной женщины. В связи с этой теорией мы находим у него пространные размышления о духовных способностях женщины. Впрочем, следует отметить, что автор, либо в силу личного опыта, либо руководствуясь велениями времени, невысоко ставит способность женщины к духовно-воображательному творчеству. Гораздо с большим энтузиазмом Гогенгейм говорит о духовных достижениях Платона, Аристотеля, известного ренессансного мистика Пауля Хофхаймера из Зальцбурга (умер в 1534 году) и «Дюрера из Нюрнберга в живописи». Воображение женщины влияет не только на неудачные роды, о которых много говорится в работах нашего героя. От женского духа, раскрывающегося в позитивном воображении, зависят вершины творческой активности человечества. При этом для матери недостаточно просто вообразить себе высокоодаренного человека в качестве желаемого идеала для своего сына. Прежде всего женщина должна прийти в «познание этого искусства и этой мудрости». «Если бы они (женщины) были так же умны (как Платон, Дюрер и др.) и так же упражняли бы свое воображение, то им нечего было бы возразить! Как много нового возникло бы из того, что до сих пор остается лежать нетронутым», – писал Гогенгейм во время пребывания в Санкт-Галлене (IX, 296).

Как правило, выражение «до сих пор», употребленное Гогенгеймом в данном случае, интерпретируют по аналогии с его знаменитым «еще не поздно» (I, I, 82). До сих пор женщинам не удавалось достичь высот в философии, музыке и живописи. Однако, придя в «познание этого искусства и этой мудрости», женщина может далеко продвинуться в этих и других видах творчества. Нельзя не обратить внимания, что в гогенгеймовской модели даже высокоинтеллигентная женщина рассматривается в роли матери и роженицы. В том, что Гогенгейм призывает женщин не просто восхищаться Платоном, Аристотелем, Хофхаймером и Дюрером, но пытаться понять их, имплицитно присутствует идея необходимости введения высшего образования для женщин. Не случайно знаменитый чешский педагог Ян Амос Коменский считал Парацельса родоначальником своей концепции средневековой школы. [206]

Изучение сущности женщины Теофрастом фон Гогенгеймом протекало независимо от дискуссий о превосходстве одного пола над другим и было лишено малейших признаков сексизма. Хотя медицина исходит из того, что глаза человека фиксируют только те предметы, которые доступны для зрительного восприятия (IX, 184), целостное толкование той или иной вещи невозможно без учета ее невидимой сущности. Необходимо в очередной раз напомнить, что матрица не может быть сведена к железе, матке или коже женщины. «Знайте, – пишет Гогенгейм, – что я говорю о невидимых вещах. Ибо кто может похвастаться тем, что он заглядывал в анатомию матрицы?» (IX, 177). Далее он подчеркивает: «О матрице можно сказать, что она невидима, поскольку никто из людей не видел ее, эту первичную материю. Да и кто мог видеть то, что было прежде него? Мы все произошли из матрицы, но ее никто не видел, поскольку она существовала еще до появления людей» (XI, 190).

В отличие от конкретных результатов работы анатома на секционном столе, таинственную теорию матрицы сложно одобрить или, наоборот, подвергнуть критике. Невидимость матрицы имеет много общего с теоретически обоснованным незнанием, которое Сократ считал надежным методом познания, с той заинтересованностью новой темой, которая свойственна всем нам. Но даже при самом въедливом исследовании этой темы невозможно избежать белых пятен. Кажется, что объективная теория женщины никогда не будет разработана. И меньше всего этого следует ожидать от мужчин.

Основной ошибкой Гогенгейма было то, что он пытался объяснить женщину, исходя из особенностей ее половых органов. Он описывает матрицу, «которая расположена внизу тела женщины и отвечает за целое», а в остальном сопоставляет женщину по внешним и внутренним признакам с мужчиной. Впрочем, это можно списать на рассеянность врача, который на миг забыл о том, «что в мире есть дыра, через которую в него проникает рука Божья и творит там все, что угодно Его воле», а также то, «что Бог, создав женщину, заключил в ней целый мир»! (IX, 195). Такого рода высказывания характеризуют особый взгляд исследователя на те вещи, которые претендуют на звание «парамедицинских» или «парафеминистских». При этом нельзя забывать и о конкретных медицинских достижениях врача, который четко разграничивал мужские и женские симптомы во время постановки диагноза заболевания. Такого рода наблюдения побудили Гогенгейма ввести термин «женское лекарство». Гогенгейм был первым, кто употребил это понятие в немецком языке (IX, 193) [207] , в то время как «женские» сигнатуры в лечебной ботанике имеют допарацельсовское происхождение.

Для должной оценки метода «Парамирума» необходимо пристально взглянуть на изменение перспектив в истории современной медицины, абстрагируясь при этом от так называемых альтернативных течений. Уже один из известнейших парацельсистов, нидерландец Иоганн Баптист ван Хельмонт (1579–1644), интерпретировал учение о матрице в более узком смысле: «Только матка делает женщину тем, что она собой представляет». Еще более радикальная формулировка принадлежит классику медицины Нового времени и величайшему врачу позитивистского столетия Рудольфу Вирхову (1821–1902), основателю клеточной патологии и либерально настроенному депутату бисмаркского парламента. Этот человек, которому едва ли не поставили памятник при жизни и который наверняка не раз беседовал о Парацельсе со своим современником, английским поэтом-романтиком Робертом Браунингом, писал в своем исследовании «Родильное состояние. Женщина и клетки» (1848) следующее: «Женщина является женщиной исключительно в силу наличия у нее репродуктивной железы. В ней кроются секреты своеобразия ее тела и ее духа, тайна ее пищеварения и нервной деятельности. Сладкая нежность и округлость членов, приятная полнота таза, развитая грудь, неизменно звонкое звучание голоса, роскошные волосы в сочетании с нежной и бархатистой кожей, глубина чувств, непосредственность восприятия, преданность и верность – словом, все то, что восхищает нас в женщине, обуславливается деятельностью яичника» [208] .