Пирмин Майер - Парацельс – врач и провидец. Размышления о Теофрасте фон Гогенгейме

Страсть к мученичеству была неотъемлемой частью спиритуального фундаментализма анабаптистов, который начиная с середины XVI века стал мощной подпиткой для волнений и беспорядков среди населения Германии и Швейцарии. Для ортодоксального протестантизма существование анабаптистов представлялось большим злом, чем ставшее привычным противостояние с католиками. [215] Так, Генрих Буллингер написал около 50 богословских и политических работ против анабаптистов, из которых следует упомянуть знаменитое полемическое эссе «О бесстыдном сорняке», написанное в 1531 году. В то же время, были люди, занимавшие по отношению к анабаптистам довольно терпимую позицию. Например, Лео Юда из-за его радикальных взглядов многие жители Цюриха считали едва ли не другом анабаптистов. В этом же ряду стоит Доминик Цили, пионер реформированного церковного пения и родственник жены санкт-галленского бургомистра Елены Штудер. Гогенгейм также не принадлежал к непримиримым противникам анабаптистов. Терпимая позиция Теофраста определялась еще и тем, что он рассматривал проблему скорее с медицинской точки зрения, чем с теологической. Его предложение предупреждать религиозное безумие анабаптистов с помощью музыкальной терапии (II, I, 106) недалеко отстоит от намерений Цили придумать подходящую музыкальную тему для новой реформированной духовности. Радикальные реформаторы, срывая с церковных стен иконы, вдребезги разносили и музыкальные инструменты, так что, к примеру, в Санкт-Галлене после наплыва реформационной волны не осталось ни одного органа. Думается, что сегодня каждый согласится с Генрихом Гейне, не представлявшим протестантскую церковь без органа.

Чтобы понять, в чем заключалась роль Гогенгейма как психиатра той эпохи, мы должны представить себе теоцентрическую картину мира, которая господствовала в умах современников Реформации. В вопросах религиозного откровения и вопросах веры Реформация была «более средневековой», чем, к примеру, итальянский гуманизм. Движение анабаптистов носило исключительно радикальный характер. В его основе лежала народная реформация, в то время как прочие религиозные лидеры стояли на твердой гуманистической платформе. Результатом анабаптистского радикализма стало стремление его представителей поджарить не только переднюю, но и заднюю сторону своего тела. В современном мире подобные экстремальные действия совершаются не ради прославления Божьего Имени, но, скорее, по причине безумного обожествления человеком самого себя.

Свои аналитические соображения по поводу болезней и религиозного безумия Гогенгейм высказал в работе «О невидимых болезнях». Внеся серьезный научный вклад в психопатологию фундаментализма, это сочинение наделало в свое время меньше шуму, чем большая часть научных публикаций XVI века. Из пяти частей вторая не сохранилась. В отличие от прочих произведений, вышедших из-под пера Гогенгейма, книга «О невидимых болезнях» написана четким языком, который без труда поддается прочтению. Это объясняется тем, что автор излагает в книге не свою собственную теорию, а, скорее, освещает тему, которая на протяжении всего 1531 года являлась предметом ожесточенных дискуссий между мыслящими людьми Санкт-Галлена и Цюриха. Кесслер, высоко ценивший изящную фразу, называл эти споры ярким примером бульварного гуманизма.

Сообщение Кесслера, которое подтверждают многочисленные процессуальные акты и показания свидетелей, рисует нам впечатляющую картину религиозного безумия. В Санкт-Галлене проблема анабаптистов решалась без помощи палача. Горожане пытались исправить ситуацию путем дискуссий, денежных штрафов, помещения наиболее агрессивных фанатиков в сумасшедший дом, изгнания и других мер, применение которых в подобных случаях уместно и сегодня.

Движение анабаптистов, распространившееся на севере Германии (Мюнстер) и в Чехии, нашло прибежище и в Швейцарии, которая стала третьим самостоятельным центром анабаптизма. Его приверженцев можно было встретить в Цюрихе, Восточной Швейцарии, Южной Германии и горных районах Берна. В Цюрихе очень рано было осознано, что анабаптистский фундаментализм затрагивает сущность Реформации, ставя ребром извечный вопрос «быть или не быть?». Идеология анархизма, коммунизма и мистицизма находилась в вопиющем противоречии с республиканским духом граждан Цюрихского кантона. Если диспуты и уговоры не приводили к изменению ситуации, в дело вступали другие методы. Анабаптистов топили, вешали, бросали на плаху и возводили на костер. Жертвой преследований стал «архианабаптист» (KS, 148) Феликс Манц, который 5 января 1527 года ощутил на собственном опыте, какой холодной может быть речная вода в это время года. Другой известный анабаптист и влиятельный проповедник Георг Блаурок, позже казненный в Тироле, был кнутом изгнан из города. Казнь или изгнание лидеров, которые, в отличие от рядовых приверженцев анабаптистского учения, не были безумцами, не останавливала процесс радикализации, но, напротив, распространяла заразу религиозного помешательства.

В Санкт-Галлене и его окрестностях, например в Штурценегге [216] , происходили случаи, от которых волосы на голове благочестивого хрониста вставали дыбом. Как правило, все начиналось очень безобидно, с библейских цитат. К примеру, кто-то из радикально настроенных граждан брался толковать евангельскую фразу «если не будете как дети» (Мф. 18:3). Однако весь кошмар фундаментализма заключался в том, что анабаптисты тут же начинали осуществлять на практике вырванную из контекста и буквально понятую фразу. Еще во время проповеди многие слушатели, «преимущественно женского пола» (KS, 152), начинали подражать поведению детей. Одни прыгали, хлопали в ладоши, срывали с себя одежды и голыми садились на землю. Другие рядились в детские одежды, надкусывали яблоки и разбрасывали их вокруг себя, а также украшали себя гирляндами из еловых шишек. Наконец, они обривали наголо волосы, поскольку те могли ввести ближнего в искушение. За этими действиями, которые сопровождались «издевательским смехом», следовали другие. Поскольку Священное Писание заключено в духе, а не букве, анабаптисты бросали в огонь экземпляры Нового Завета. Работа прекращалась, люди бросали свои дела и полностью полагались на волю Божью.

Примечательно, что в первых рядах анабаптистского движения в Санкт-Галлене выступали женщины. По примеру Маргариты Хаттингер из Цолликона, возомнившей себя богом, санкт-галленская девица Магдалена Мюллинер во всеуслышание заявляла: «Я есмь Христос, путь и истина, и жизнь». Две подружки Магдалены, Барбара и Верена, также привлекали внимание горожан своим поведением. Когда одну из них хотели изгнать из города, она, сотрясаясь всем телом, с пеной на губах начала кричать «жутким голосом» (KS, 154): «Эй, эй, зачем вы выгоняете Святого Духа!» Тело другой периодически краснело, нагревалось и начинало обильно выделять пот. В такие моменты она тяжело дышала и, чтобы не задохнуться, распахивала на себе все одежды. Некая женщина по имени Марфа, вообразив себя Христом, проводила все свое время в поисках 12 учеников. В ряде случаев ментальные концепты помешанных могли претерпевать тематические изменения. Так, упомянутая выше Верена в какой-то момент внушила себе, что, в соответствии с предсказаниями Апокалипсиса, она выбрана на роль матери антихриста. С этого момента она появлялась на людях обнаженной. Вместе с ней нередко можно было видеть Барбару, которая называла себя Петром. И это происходило на глазах у всего народа! В обнаженном виде Верена проповедовала перед мужчинами Санкт-Галлена. Однажды, читая проповедь, она заметила, что один из мужчин, по всей видимости придя в смущение от ее бесстыдства, старался не смотреть на нее и старательно отводил глаза. По словам хрониста, она начал «страшно и гневно» угрожать ему, как будто хотела разорвать незадачливого слушателя на части. В другой раз, когда Верена, проповедуя в каком-то помещении, закричала: «Иуда должен повеситься!» – один из мужчин вскочил, чтобы в покаянном порыве исполнить сказанное. Однако по пути на улицу он сильно стукнулся головой о дверь и упал, после чего ход его мыслей, по-видимому, изменил направление. Бывало, что Верена надолго убегала из города, так что многие начинали опасаться за ее жизнь. Как-то раз, зимой, через две недели после Рождества, ее нашли замерзшей рядом с ручьем.