Василий Соколов - Избавление

Медленно побрел на улицу - ему даже интересно стало походить по Москве, увидеть, какая она, столица наша, подышать ее воздухом. Несмотря на военную пору, Москва жила, улицы запружены толпами снующих и куда-то спешащих людей. Громады стен, как пояснил один прохожий горожанин, под камуфляжем, но Митяй так и не понял каверзное словцо, пока сам не докумекал, что разукрасили дома для маскировки от налетов вражьих стервецов.

Проплутал Митяй дотемна. Наступил вечер, подошел к одной гостинице, медленно прочел название "Якорь", хотел зайти, но табличка изнутри на стеклянных дверях предостерегала: "Мест нет". Осерчал. Ночевать же к горбатой Феодосии не пошел: заявишься, выпивать усадят, а с разбитой головой как потом идти в Кремль? Враз прогонят. И Митяй, дав себе зарок не гостевать, пока не побывает на приеме, облюбовал в каком-то многоэтажном доме местечко на лестничной клетке, под батареей: и крыша над головой, и сквозняки не гуляют, и спину греет.

Утром опять пришел он на Красную площадь. К радости своей, увидел, как милиционер перекрыл все движение на большом пространстве, и в ворота под башню пронесся черный лимузин. Митяй смекнул, что в этой машине проехал сам Сталин, иначе бы чего ей так спешить. Набравшись смелости и выпятив грудь, Митяй шагнул к воротам, хотел уж шмыгнуть в сводчатый проем, но в этот момент кто-то сзади окликнул его. Митяй оглянулся. Человек в форменной милицейской одежде поманил к себе кивком головы.

- Вы, извиняюсь, ко мне? - спросил, не смущаясь, Митяй. - По какой надобности? Закурить хотите, у меня самосад имеется, да не могу... Время вот так в обрез. Хотите - обождите. - И Митяй шагнул вперед.

- Постойте, гражданин! - окликнул милиционер. - Куда следуете? Ваши документы?

- Мне следовать-то близко, вот в эти ворота, - указал рукой Митяй и ощерился, смолчав про документы.

- Гражданин! Идите за мной! - повысив голос, сказал тот.

Митяй, повинуясь, зашагал следом, думая, что этот мужчина ведет его к другим воротам, а может, впустит с черного хода.

За углом стоял мотоцикл с коляской.

- Забирайтесь, - указал рукой милиционер. Другой сидел за рулем.

- За пропуском везете? Благодарствую, - улыбнулся Митяй и эдак вежливо обил снежок с подшитых кожей валенок, прежде чем забраться в коляску. И не успел умоститься, как мотоцикл рванул с места. Митяй неожиданно подскочил, едва не вывалившись, а не разгневался, лишь подумал: "Мчится-то как угорелый, хоть бы не выпасть, синяки можно набить..."

Милиционер высадил Митяя у двухэтажного серого дома, указал идти внутрь и повел по извилинам длинного затемненного коридора. "Как они только ходят? Небось лбы себе сшибают", - подумал Митяй, а ведший вмиг предупредил его:

- Гражданин, не споткнитесь. Вот туда, направо следуйте!..

- Уже споткнулся, - промямлил Митяй.

В кабинете за дубовым столом, покрытым зеленым сукном, с толстым стеклом для писания, сидел плотный милицейский начальник с энергичным лицом, и он заговорил:

- Пожалуйста, предъявите ваши документы.

Митяй развел руками:

- Откель они, документы? Я сельских местностей... Дозвольте сесть, в ногах-то правды нету. - Митяй придвинул к себе стул, присел, положив на колени треух с мокрым заячьим мехом.

- Так как же вы ухитрились проехать в Москву?

- Чего вы меня пытаете? - в свою очередь спросил, осерчав, Митяй. - Я ж вон к нему, - кивнул он на висящий посреди стены портрет Сталина.

Не слушая его, милицейский начальник что-то быстро записал на бланке и строго спросил:

- Какую цель вы имели, пытаясь проникнуть в Кремль? Только говорите правду. Время военное...

Митяй испуганно встал.

- Сядьте! Кому говорят, сядьте!

Митяй неуверенно повиновался.

- Да вы что, в сам деле, в уме своем? Стращать-то за что? Я к нему хлопочу на прием, к Иосифу Виссарионовичу.

- Не прикидывайтесь простачком!

- Я... я... не прикидываюсь. Нешто можно врать? Хоть и креста на мне нет, а все же не кривлю. Вот письмо к нему заготовленное. У меня сын, Алешка мой, в войну топает... Покалеченный...

Сидевший за столом взял письмо, затем расспросил о месте жительства Митяя, его родичей вплоть до бабушки, допытывался, не был ли кто из близких или дальних родственников под судом, а также раскулаченным, потом все это тщательно записал, нажал кнопку звонка, и тотчас на его вызов явились двое милиционеров. Они сняли с плеч Митяя мешок со съестными припасами, обшарили карманы, потребовали даже снять ремень.

- Придется вас, гражданин, временно задержать... для выяснения личности, - сказал начальник.

Отвели Митяя вниз по куцей лесенке, в отдельную глухую комнату. Поначалу Митяй всякие ужасы на себя нагнал: комната строгая, с железной кроватью, никакого убранства, а как глянул на окно - сразу и обмер. Узкое длинное окно было заделано решеткой из железных прутьев. "Не кутузка ли?" - подумал Митяй, холодея. Но принудил себя не думать об этом.

"Ежели хотите знать - от лаптей еле ослобонился, бедняцкую долю свою мыкал. Опосля, как вступил в артель, пучка сена общественного не брал. За что же меня сажать? Чист как стеклышко!" - подумал Митяй.

Постепенно он внушил себе, что никто его не сажал, просто человеку дали возможность побыть наедине, собраться с мыслями. "Все-таки надоть заявиться к нему с чистой башкой и светлыми соображениями, - решил Митяй и продолжал рассуждать: - А ежели пытали насчет происхождения, так что за оказия? Правильно поступают. Нельзя подпушать всякого чуждого элемента, кулака, положим. Доверяться нашему брату нельзя. Надо проверять и проверять. Верно делают. У них промашки не должно быть".

С превеликим терпением ждал Митяй своей участи. С минуты на минуту, казалось ему, откроется дверь, и товарищ начальник скажет: "Ну, Костров, дождались. Пожалуйте на прием!" При этой мысли Митяю не сиделось, так и подмывало ходить по комнате и перебирать в уме все, что он задумал выложить на приеме. "Напрасно они письменный доклад забрали, - пожалел он. - Я бы за это тихое времечко выучил его назубок". Но ждать-пождать, а окромя еды ему ничего не давали. Ни пропуска, ни вызова. Он уже начинал тяготиться и этой одиночной комнатой, и собою. "И зачем я приволокся? попрекал себя Митяй. - Ему не до меня. Вон какими государственными делами ворочает! Вся земля в огне, надо спасать, а я со своей порухой..." Но Митяй тут же возразил себе вслух:

- Но, товарищ Сталин, вы уж извините, война войной, а ведь всем надоть хлеб есть. Сколько городов разоренных, земель в войну бурьяном заросло, садов порубано. Так что давайте сообща кумекать о хлебе... об устройстве жизни.

На третьи сутки к вечеру распахнулась дверь камеры. Митяя провели по коридору к тому плотному начальнику.

- Так вот, мы разобрались, - сказал начальник уже совсем вежливым тоном. - И рекомендую вам ехать обратно.