Николай Минаев - Нежнее неба. Собрание стихотворений

Чтоб не стала семья
Ваша жертвой Арея,
Чтобы книги В. Я.
Издавались щедрее,

И чтоб, словно в раю,
Вы спокойно и просто
Жизнь земную свою
Продолжали лет до-ста.

В тихий вечер за столом
У раскрытого окошка
Я мечтою был в былом.
В тихий вечер за столом
Мне повеяло теплом,
И взгрустнулось мне немножко
В тихий вечер за столом
У раскрытого окошка.

Добросердечный друг мой, в эти дни
Разрухи, страха, жадности и злобы,
В дни гнусной жизни только для утробы
С приправой лицемерной болтовни,

Все чистое, все светлое в тени,
А на виду гниенье и микробы,
И нужно быть душою твердым, чтобы
В ней уберечь для творчества огни.

Мы все внутри безвыходного круга,
Но с Вами долголетняя подруга
Плечо с плечом проходит через тьму,

А я бреду сквозь оторопь людскую
Один как перст, ненужный никому,
И об ушедшей спутнице тоскую…

Душитель мысли, враг всего живого,
Отец холопства, подхалимства друг,
Кавказец, проявивший ловкость рук,
С умом и внешностью городового,
Разыгрывай кровавый водевиль,
Ссылай, расстреливай, терроризируй,
И над страною серою и сирой
Что хочешь делай, но не джугашвиль.

Жиреющая самка,
Глуха, разинут рот;
Она душою хамка,
А внешностью урод.

Полужаба, полуженщина,
Смесь дерьма с папье-маше,
По манерам деревенщина
И стервоза по душе.

Снова пахнуло дыханием свежим
Зелени юной и влажной земли,
И по оврагам и тропам медвежьим
Голубоснежники вновь расцвели.

Снова весна словно младшему брату
Нежность свою расточает мне, но
Нет тебя в мире и эту утрату
Даже весне возместить не дано.

Хоть для меня ласки солнца как милость, —
Ведь на закате июльского дня
Солнце мое вечной мглою затмилось
И никогда не согреет меня, —

Но вместе с рощицей этой весною
Мне не очнуться от зимнего сна,
Ибо ты, радость моя, не со мною,
А без тебя и весна – не весна!

Такою светлою, такою милою
Была недавно ты в расцвете женском,
А ныне скрытая сырой могилою
Лежишь на кладбище Преображенском.

Уж не смутят тебя сердечно-чуткую
Земные горести, тоска и злоба,
Ты обрела себе в годину жуткую
Успокоение под крышкой гроба.

А без тебя и мне не быть утешенным,
Ведь в мире холодно, темно и голо,
И я дрожу как лист под ветром бешеным
Насилья, дикости и произвола.

Но и в кромешной тьме лучом спасения,
Все разгорался и вырастая,
Мне светит образ твой, моя Евгения,
Моя заступница, моя святая!

Я вновь пришел к тебе, моя родная,
Чтоб поклониться холмику тому,
Где ты лежишь не чувствуя, не зная
Как тяжело мне в мире одному.

Ведь с той поры, когда оставив тело
Свое земле с Земли ты отбыла,
Моя душа навек осиротела,
С тобой лишившись света и тепла.

И вот блуждая ощупью во мраке,
Сквозь ложь, сквозь лицемерье, сквозь вражду,
Я вижу только ненависти знаки
И лишь невзгод от будущего жду.

И в эти дни нужды, тоски, болезни,
В сиянии немеркнущей любви,
Ты для меня в прекрасном сне воскресни
И жизнь влачить меня благослови.

Стихи в альбом почти всегда измена
Тому что есть: ведь в чаяньи добра
Польстить хозяйке нужно непременно,
Иль прокричать хозяину ура.

А я взамен приветственного клича
Вам, ритмами играя, прошепчу:
«От Николая Николаевича —
Николаю Николаевичу».

В дни духовного паденья,
Горя и эрзац-еденья
Вам желаю всяких благ,
И в честь Вашего рожденья
Водружу на целый день я
На воротах сердца флаг.

Как средь толпы славян японец,
Иль меж научных книг роман,
Сей недоделанный червонец
Попал сегодня в мой карман.

И я дивясь такому чуду,
За то, что он в семье урод,
Его поспешно с рук не сбуду,
А сохраню, наоборот.

Тот, кто достиг расцвета мастерства
В поэзии, тот с точностью и сразу
Найдет созвучья, ритмы и слова,
Чтоб их вместить в лирическую фразу.
Как будто поэтическим лучом
Просветится насквозь его работа,
И он сумеет даже ни о чем
Сказать экспромтом собственное что-то.
И на походку Музы не рыча,
Спокойно и без всякого горенья,
Я заношу сие стихотворенье
В альбом Ивана Никанорыча.

В Москве последний переводчик Данта,
А в Вольске первый скульптор, Златовратский,
Во всеоружьи, так сказать, таланта
Вдруг выявил характер свой дурацкий.

К несчастью, выкинутую им «штучку»
Никак нельзя живописать строками,
Приходится поспешно бросив ручку,
В недоуменьи развести руками.

Ты – хамка и холуйка, ты – халда и хабалка,
Холопка по призванию, как видишь все на «ха».
Ты в возрасте под тридцать невольная весталка,
Иль, по простонародному, девица без греха.

И в наши дни Дианой жить вовсе не досада,
Для девушки быть девушкой есть высшая хвала,
Но ты то непорочна, что страшно толстозада,
Что слишком недотеписта, что до-нельзя пухла.

Ведь многие, ей Богу, не блещут красотою,
Не каждой предназначено быть лакомым куском,
Но ты-то несравнима ни с этою, ни с тою,
Ты просто исключение, ты только мяса ком.

Твои повадки пошлы, твои ухватки глупы,
И тщетно ты улыбкою растягиваешь рот,
Ведь даже близорукий увидит и без лупы,
Что ты – прости мне, Господи! – урод-мордоворот