Федор Палицын - Записки. Том I. Северо-Западный фронт и Кавказ (1914 – 1916)

Я признаю полезность этих совещаний. Многое, что в Министерствах затруднительно и даже невозможно, могло бы быть подготовлено ими, но нужна мера, нужна организация труда, которая размежевала бы ведомство от совещаний и нужно большое взаимное доверие и даже снисходительность к ошибкам. Но последнего нет.

В области оперативной внешнее затишье перед грозой.

Сосредоточение наших сил на юге, на мой взгляд, фатальная ошибка, которую поправить теперь невозможно. Что она не исходила от Мих. Вас., это не существенно для дела. Она совершилась, и последствия неизбежны. Она не исходила от Мих. Вас. Но он уступил и согласился, добровольно или вынужденно – это все равно, ответственность падает и на него. Сужу об этом отсюда, не зная вообще, что там делается. Не сомневаюсь, политика (Сазонов) поставила это требование. Но это не извинение. Когда началась борьба, голос дипломатии замолкает в решениях и дипломатические предложения и политические положения разрешаются высшим военным управлением в целях исключительно борьбы. Военные соображения требуют изгнания и уничтожения врага – это лучший способ для разрешения всех вопросов, в том числе и Балканского. А мы уклонили наши средства на юг и обессилили себя на фронте, потеряв время и передвигая наши силы. На мой взгляд, это крупнейшая ошибка за всю войну. Помощь Сербии и союзникам на Балканах, на мой взгляд, следовало оказать у нас развитием самых энергичных действий на нашем фронте, не теряя времени и средств на весьма сомнительное по возможности исполнения операции на Балканах 8–9 дивизий армии.

Если была бы полная уверенность, что болгарское население с появлением на его территории русской армии поднимется против своего правительств и свергнет его, тогда посылка нашей армии была бы до известной степени уместна. Но ведь ничего подобного нет. Это повторение константинопольских потугов в конце прошлого и в начале этого года, но в худшем и еще более для нас невыгодном виде. Во всяком случае, я не вижу доброго исхода из этой затеи и, если судить строго, то осуждаю М.В. Алексеева за уступчивость, которая проявлена была им в этом вопросе. Что решение это исходит не от него, в этом у меня нет сомнения, как и сознание, что требование о посылке на Балканы исходит от наших союзников и проходило через Сазонова. Это вмешательство политики в стратегию может принести одно только бедствие.

Вчера в соединенном совещании о перевозках дебатировался все тот же злосчастный вопрос об объединении власти на всей железнодорожной сети, включая сюда и сеть армии. Всего 3 голоса нашлось среди штатских членов, которые признали, что нужна согласованность в действиях органов Империи с органами фронта. Остальные горячо доказывали, что необходимо власть над всею сетью военною и имперскою объединить в лице Министерства путей сообщений, усматривая в этом спасение положения.

Было бы несправедливо и неверно утверждать, что отсутствие записей вызвано причинами внешними. Жизнь текла своим чередом, но главнейшие ее проявления в области войны и политики скрыты. Мы знаем об уничтожении Сербии, о попытках помочь ей со стороны Союзников, попытках запоздалых и неудачных, и о том, что готовится что-то и с нашей стороны, но что именно – неизвестно. Какие-то силы группируются на юге, – но зачем они там группируются, какое направление их действий, как осуществить их действия и вообще что и какие мысли за этим кроятся, мы не знаем.

Доходят слухи, что Гвардия разворачивается в 2 корпуса, что появились и появятся еще какие-то корпуса, которые должны будут составиться; откуда получат вооружение и все снаряжение, которыми мы бедны – это неизвестно. Идет какая-то большая административная работа в то время, когда враги наши, свободные от наших действий, работают на Балканах.

Еще менее известно, что делают наши враги у себя. На фронте затишье, ибо враг не действует, а что-то устраивает. А что он устраивает – неизвестно. Отдыхает ли он, пополняет свои потери, сколачивает ли он свои части в большие прочные организации, укрепляется ли он на захваченной им территории или собирается к какой-то новой операции, обращенной против нас или союзников, об этом не говорят, и, может быть, об этом не думают.

Моя исходная мысль, с той минуты, как мы более или менее прочно стали на современной линии, выражалась несколько иначе, чем развились события у нас. Надо было устроиться так, чтобы во второй половине октября иметь возможность проявить нашу жизнь в направлении фронта Молодечно-Лида на запад и в районе Ровно, Дубно и севернее. Наступление немцев в Сербию должно было, на мой взгляд, иметь ответ в наших энергичных действиях в указанных направлениях как подготовительные. Сравнительно большие артиллерийские средства, направленные за октябрь в армию (около 70 нарядов) позволили бы нам осуществить эти действия, под покровом которых главные силы наши, сосредоточиваемые в северной части фронта юго-западных армий – в ноябре могли бы проявить свое действие.

В тех условиях, в которых находятся обе стороны, мы могли бы потеснить врага и весьма солидно, и добиться успехов, которые помогли бы нашим союзникам и сербам в особенности. Полесская дорога с Барановичи-Лида-Молодечно – линия озер могли бы перейти в прочное наше обладание и принудили бы врага вернуть сюда отозванные им части. О значении успеха в стороне Ковеля и Западного Буга не говорю. В связи с действиями к северу от Припяти, действия к югу от нее преудержали, а может быть приостановили бы победоносное шествие австро-гeрманцев к Сербии и действия болгар.

В общем такова была моя схема и таковою она остается и поныне. Мне трудно разбирать последствия сосредоточения больших сил к стороне Румынии.

Я не понимаю ни его значения, ни его смысла; не вижу возможности каких либо действий, не вижу цели. Значит, если моя мысль верна, за 2½ месяца истрачено много времени и сил совершенно напрасно и зря на дело, вернее на подготовку к делу, которое по своему положению совершенно безнадежно для полезного осуществления. Найти причины такого явления я не могу. Кроются ли они в ложном увлечении высших сфер, в влиянии вмешательства неосведомленной дипломатии, или на это были еще другие причины, всего этого я не знаю и отдать отчета себе не могу. Но последствия такого акта для меня рисуются очень мрачными, как потеря времени и больших средств, которые могли были быть и должны были быть употреблены на должном месте.

Я считаю создавшееся положение безвыходным. Из таких положений можно выйти сознавшись, что сделано большая несообразность и потеряв снова много времени исправить его. Но это бывает редко. Обыкновенно человеческая мысль в подобных случаях сознаться в содеянном не может и решается на сумасбродство, т. е. на худшее, прикрыв такое решение красивыми фразами и объяснениями. Я черпаю эти заключения из того, очень немногого, что слышу, и что сводится к тому, что 6–8 корпусов сосредоточены и сосредоточиваются в Бессарабии и Херсонской губернии, имея объектом Болгарию. Румыния в этой трагикомедии имеет посредствующее лишь значение.