Тоти Даль Монте - Голос над миром

Но очень трудно возить с собой собаку, пусть даже небольшую (а мне всегда нравились маленькие собачки), особенно в англо-саксонских странах, где запрещен даже временный импорт собак, кошек, попугаев и других домашних животных и птиц.

После неугомонного Пирипиккио я бесконечно привязалась к Титине, изящному, живому и на редкость умному тойтерьеру. Титина походила на крохотную темно-коричневую лошадку с пятнышками на мордочке. Ласковая и нежная, она повсюду следовала за мной, и все любовались ею. Я приводила собачку даже в театр, а перед выходом на сцену запирала ее в артистической уборной.

Однажды ее непослушание и моя небрежность едва не сорвали представление «Риголетто» в «Ла Скала».

Выйдя из артистической уборной, я забыла закрыть дверь, и Титина, которой надоело лежать на своей подстилке, отправилась прогуляться по сцене. Исполняя с Галеффи дуэт, я внезапно заметила в глубине сцены Титину. К счастью, в четвертом действии сцена освещена довольно слабо, но я все же похолодела от страха при мысли, что Титина увидит меня, подойдет, виляя хвостом, и, как обычно, начнет ластиться ко мне.

Я услышала, как служанка и рабочие сцены тихонько звали мою Титину, наконец высунулась чья-то рука и схватила собачонку. Опасность миновала, но я ужасно боялась, что Тосканини со своего пульта все видел.

Мой прежний любимец Пирипиккио был маленьким чудом природы. Слушая мое пение, он научился подражать мне и сопровождал мои сольфеджио удивительно музыкальным повизгиванием.

Тосканини не верил рассказам об удивительном слухе Пирипиккио. Он скептически улыбался, но после моих настойчивых просьб согласился послушать и Пирипиккио. «Одной собакой меньше или больше, не все ли равно», — сказал он.

Опыт удался на славу, и Тосканини смеялся до слез, а потом шутливо говорил, что наконец-то нашел для Тоти замену.

Когда я отправилась во второе австралийское турне, то твердо решила взять с собой Титину. По соглашению с дирекцией ее включили в «состав труппы». Она считалась «необходимой» для постановки «Дон Паскуале»: мою собачку должны были торжественно пронести по сцене в корзине как подарок невесте.

Эта сценка очень понравилась австралийским зрителям. Титина получила свою порцию аплодисментов и, казалось, даже прониклась всей важностью своей роли.

Увы, жизнь в Австралии была для моей любимицы не слишком веселой. Едва мы прибыли в Мельбурн, на борт парохода явились два полисмена и увезли Титину прямо в театр, откуда было запрещено выводить ее на улицу. И так было во всех городах, где мы выступали.

После Титины у меня была Фрида, собачка английской породы, нежно-розового цвета. Она тоже была очень ласковой, но отличалась капризным нравом и доставляла мне массу хлопот.

Среди моих песиков был и один самоубийца. Звали его Робби. Йоркширской породы, с длинной темно-серебристой шерстью, он был очень предан мне, но в разгар любовных настроений вечно норовил удрать. В моем миланском доме на улице Куадронно он долгие часы проводил, лежа на подоконнике третьего этажа. Стоило ему, однако, завидеть на улице другую собаку, он тут же начинал лаять и рваться из комнаты.

Вскоре он воспылал страстью к маленькой белой болонке, которая часто прогуливалась под моими окнами. Маленькая болонка была, видно, большая кокетка. Робби буквально сгорал от любви.

Однажды, когда эта чаровница вышла из-за угла, Робби не утерпел и бросился вниз с подоконника, мгновенно разбившись насмерть.

Я долго не могла прийти в себя и твердо решила больше не заводить собак.

Но в Японии мне подарили Мичико, удивительно смышленого и немного загадочного, как сама восточная природа, песика. Вернувшись домой, я решила оставить его у себя на вилле в Барбизанелло, где уже обитала Фрида.

Завидев «иностранца», Фрида вначале очень разозлилась и стала гневно лаять. Но потом женский инстинкт одержал победу, и она подружилась с Мичико, покорившим ее сердце своей экзотической красотой. Видно, у собак от дружбы до любви тоже один шаг, и в один прекрасный день я обнаружила, что галантный японец соблазнил мою Фриду. От их необычного брака родилось трое грациозных щенят. Мы назвали их: Аксум, Адуа, Маккале; это было начало рождения целой династии.

Из Соединенных Штатов я отправилась в Канаду, где дала несколько концертов, а оттуда после долгого и очень приятного плавания по Тихому океану прибыла в Австралию. На пути мы дали концерт в Гонолулу, столице Гаваи. Этот поистине райский уголок произвел на меня неизгладимое впечатление. Меня переполняли необъяснимый восторг и радость жизни.

Там, на Гавайских островах, мне случилось своими глазами увидеть странное, совершенно невероятное зрелище. Мы поехали осматривать плантацию ананасов, раскинувшуюся на огромной площади. Воздух здесь был напоен каким-то одуряющим ароматом, а пейзаж казался фантастическим, совершенно неземным.

Внезапно я заметила среди зелени несколько орангутангов и вздрогнула от страха, но провожающие, смеясь, объяснили мне, что эти чудовищной силы обезьяны, от которых лучше держаться подальше, «служат» на плантации сторожами. Их приручили и специально выдрессировали охранять плантацию, что они делали с величайшим усердием и редкой преданностью хозяевам. У кого достанет смелости забраться на плантацию, охраняемую такими свирепыми церберами? К тому же эти сторожа стоили очень недорого, удовлетворялись лишь едой и не имели никаких профсоюзных прав.

Воспоминания о Гавае напомнили мне о другом сказочном уголке — островах Паго-Паго.

Однажды я проснулась на рассвете. Пароход не двигался, и я решила, что мы прибыли на место. Все спали, но я, вечно жаждущая новых впечатлений, встала, чтобы заглянуть в иллюминатор.

Передо мной возникла неописуемо прекрасная картина. Море было спокойным, а отливавшая голубизной вода — на редкость прозрачной. Толстые, большущие головы медуз покачивались на поверхности, заполнив почти всю бухту.

Очарованная этим зрелищем, я позвала моряка-сигнальщика, и он рассказал мне, что это удивительное по своим краскам море таило в себе грозную опасность. Он провел меня на мостик и показал огромных акул, которые кружились у самого парохода, там, где скапливались кухонные отбросы.

Взволнованная всем виденным, я вернулась в каюту. Не успела я сесть за столик, как в дверь постучали и вошел посыльный. Он принес громадную корзину роз и записку.

На острове уже много лет жила и работала группа неаполитанцев. Узнав из газет о моем прибытии, они решили первыми приветствовать меня этим чудесным подношением.

Немного спустя несколько моих соотечественников поднялись на борт корабля и пригласили меня принять участие в прогулке, организованной в мою честь. Как истинные неаполитанцы, они изо всех сил старались, чтобы у меня осталось наилучшее воспоминание от короткого пребывания на этих волшебных островах.