Антон Деникин - Путь русского офицера

Началась великая война – это экономическое разорение, моральное одичание, с миллионами загубленных человеческих жизней.

Великая война, которая привела человечество на край пропасти…

В противоположность тем настроениям, которые существовали у нас при начале русско-японской кампании, Первая мировая война была принята, как отечественная, всем народом.

Правда, радикально-либеральные круги пришли к «приятию войны» не сразу и не без колебаний. Весьма характерна в этом отношении позиция органа партии кадетов – «Речи». В июле газета протестовала против русских и французских вооружений, как «тяжелых жертв, приносимых на алтарь международного воинствующего национализма»… 25 июля требовала «локализации сербского вопроса и воздержания от какого бы то ни было поощрения по адресу Сербии»… Но после австрийского ультиматума признала его «традиционной политикой уничтожения Сербии», а сербский ответ – «пределом уступок»…

В редакционных совещаниях шли бурные споры, отражавшие противоречия заблудившейся либеральной мысли. В день объявления войны «Речь» была закрыта властью Верховного главнокомандующего, а 4 августа появилась вновь, определив в передовой статье свое новое направление следующими словами: « “ В грозный час испытания да будут забыты внутренние распри, да укрепится еще сильнее единение царя с народом ” – эти знаменательные слова высочайшего манифеста точно указывают основную задачу текущего момента».

Вопрос о приятии войны вызвал раскол и в социалистическом лагере. Парижская группа социалистов-революционеров «Призыв» (Авксентьев, Руднев и др.) требовала «участия революционной демократии в самозащите народа», поясняя, что «путь, ведущий к победе, ведет к свободе». Петербургские же социалисты-революционеры (А. Ф. Керенский и др.) были против «оборонческой политики».

Подобные противоречия приводили иногда к парадоксальным явлениям, вроде следующего. Социалист-революционер Бурцев в начале войны, под влиянием патриотических побуждений, решил прекратить революционную борьбу и вернуться на родину – с целью вести кампанию за войну, как общенациональное дело. Но власти посадили его в Петропавловскую крепость и предали суду. Защищать Бурцева приглашены были его партийные товарищи – адвокаты Керенский и Соколов.

– Вы нас поставили в тяжелое положение, – говорил допущенный в тюрьму к Бурцеву Керенский. – Мы не можем вас защищать. Нужно всеми силами протестовать против этой войны, а вы ее защищаете. Вы этим оказываете поддержку правительству.

Защищал поэтому на суде социалиста-революционера Бурцева кадет Маклаков.

Расколы произошли и среди социал-демократов. Целый ряд крупных экономистов социал-демократов – Иорданский, Маслов, Туган-Барановский и др. высказывались за оправдание войны против Германии. Их взгляды разделял сам «патриарх» анархистов Кропоткин. И только социал-демократы– большевики с самого начала войны и до конца оставались интегральными пораженцами, пойдя на оплачиваемое сотрудничество со штабами воевавших с нами центральных держав и ведя за границей широкую пропаганду на тему, преподанную Лениным: «Наименьшим злом будет поражение царской монархии».

Но все это были лишь единичные пятна на общем фоне патриотического подъема России.

И когда в августовские дни 1914 года разразилась гроза… Когда Государственная дума в историческом заседании своем единодушно откликнулась на призыв царя «стать дружно и самоотверженно на защиту Русской земли»… Когда национальные фракции – поляки, литовцы, татары, латыши и др.– выразили в декларации «непоколебимое убеждение в том, что в тяжелый час испытания… все народы России, объединенные единым чувством к родине, твердо веря в правоту своего дела, по призыву своего государя готовы стать на защиту родины, ее чести и достояния» – то это было нечто большее, чем формальная декларация.

Это свидетельствовало об историческом процессе формирования РОССИЙСКОЙ НАЦИИ, невзирая на ряд ошибок правительственной политики и невзирая на некоторые проявления национальных шовинизмов, часто приносимых извне.

Во всяком случае, то обстоятельство, что в течение трех с лишним лет страшной войны, с переменным успехом, на огромнейшем пространстве многоплеменной империи нашей не было ни одного случая волнения на национальной почве,– факт большого и положительного значения.

Началась Первая мировая война. Соотношение вооруженных сил сторон было таково: после окончания мобилизации и сосредоточения, силы Антанты, по сравнению с центральными державами, были 10 к 6. Но нужно принять во внимание слабость бельгийской армии; неорганизованность и полное несоответствие современным условиям вооружения и снаряжения армии сербской – армии храброй, но имевшей характер милиции. С другой стороны, превосходство австро-германцев в количестве артиллерии, особенно тяжелой [86], а немецкой армии – в технике и организации уравновешивало, если не перевешивало, эту разницу.

Особенно трудным было положение России, с ее громаднейшими расстояниями и недостаточной сетью железных дорог, что затрудняло сосредоточение, подвоз и переброску войск; с ее отсталой промышленностью, не справлявшейся с все возрастающими потребностями военного времени.

Можно сказать, что если на Западноевропейском фронте противники состязались друг с другом в мужестве и технике, то на Восточном мы, особенно в первые два года, противопоставляли убийственной технике немцев – мужество и… кровь.

Немецкий план, еще по мысли покойного генерала Шлиффена, высокого военного авторитета, заключался в том, чтобы первоначально расправиться с Францией, направив главный удар через Люксембург и Бельгию. Для этой цели на правом крыле собиралось в семь раз больше сил, чем на левом. Неподвижной осью захождения и удара был район Меца.

Новый начальник Генерального штаба фон Мольтке, вообще не блиставший талантами своего знаменитого отца [87], изменил план Шлиффена, ослабив «ударный кулак» на пять корпусов. Три корпуса направлены были им для охраны Эльзаса и Лотарингии, а два корпуса – позже в Восточную Пруссию, куда вторглись русские.

В данном случае интересы стратегии были принесены в жертву сохранению престижа.

Французы не готовились совершенно к удару со стороны Бельгии и развернули почти все свои армии вдоль восточной границы. 16 августа немцы взяли Льеж и легко отбросили бельгийскую армию к морю (Антверпен). Частные атаки французов в Эльзасе и Арденнских горах успеха не имели. Четыре английские дивизии потерпели серьезное поражение, и генерал Югук, главнокомандующий германской ударной группой, стал приближаться к Парижу.