Вячеслав Пальман - Кольцо Сатаны. Часть 2. Гонимые

— Тут штормы страшенные, море далеко выплескивается, ломает, укладывает лес, — объяснил ездовой. — И лед громоздит вроде крепостного вала. Ну, а дальше от моря дерева стоят, сцепляются ветками, помогают друг дружке.

Балаганное чернело на самом берегу, оно было открыто ветрам, в этот поздний час выглядело безглазым и безлюдным, словно заброшенное. Дом фактории, двухэтажная контора совхозного отделения, дом начальника отделения… В нем еще светилось окно, на стук вышел хозяин, знал о приезде Морозова, приготовил комнату. Арманские мужички с конями поехали по знакомым. Без подарка они не остались. Подарком здесь называли спирт…

Утром пришел агроном отделения, молодой мужчина с болезненным лицом и тощей фигурой. Познакомились.

— Пройдете по хозяйству? — спросил он.

— Нет, пока отложим. Надо устроиться, — сказал Морозов.

— Мы Добротворскому звонили. Машину он пошлет.

Начальник отделения, перебежавший в хозяйственники из ВОХРы, особенного впечатления своим видом не производил. Все в его жилище выглядело неряшливым, бывают такие дома без заботливых рук. Сам он даже на простые вопросы отвечал путано и вяло, часто врал, это Сергей понял по его бегающим глазам. Не работник, так…

Полуторка с крытым кузовом пробилась из Талона по заметенной дороге только к пяти часам. Что-то сгрузили, что-то в ящиках подняли в кузов. И поехали на свой страх и риск. Вечер получился тихий, вокруг лес, с моря вихри не доставали, и тридцать километров проскочили за час с небольшим.

Куда подъехать, водитель знал. Сергей огляделся. Улица с двумя рядами домов, рубленных из толстой лиственницы. Все на высоких фундаментах, аккуратные, с двумя выдвинутыми вперед крытыми крылечками. Вошли в свою квартиру с надеждой. У голландки лежали наколотые дрова, лампочки излучали желтоватый свет. Сергей растопил голландку, занялся вещами. Оля грустно сидела на кровати с новым матрасом, набитым сеном. Укутанная Вера ходила по квартире, смешно раскачиваясь. Таню дорога уморила, она спала.

Когда в комнатах потеплело, постелили постель, покормили и уложили девочек.

— Ну что? — спросил Сергей и с надеждой заглянул в глаза Оли.

— Мы переехали из одного злого царства в другое, но не злое. Такое впечатление, что здесь не Колыма. А почему — сама не понимаю.

— А я думаю о другом: мы проделали по дороге домой первые сотни километров. Осталось еще тысяч восемь. И все равно — уже хорошее начало. Привал на сколько лет? Думаю, что не на один.

— Такая неопределенность… — тихо произнесла Оля.

Они вместе готовили ужин, чай. Никто к ним не приходил. Уже поздно. В окна ничего не видно, стекла накрепко зарисовал морозный узор.

Утром снова расшуровали печь, было тепло и уже не так грустно. Светило солнце и стекла оттаивали. Весна…

Сергей оделся.

— Пойду представляться. Ты отдыхай. Или погуляйте все вместе,

разомнитесь. На совхоз посмотрите.

Он вышел и почти у крыльца встретил молодого человека в городском пальто и в меховой шапке. Лицо его было улыбчиво, благодушно.

— Ну вот, а я к вам, по-соседски. Давайте знакомиться. Павел Свияжский, совхозный врач. Без меня в совхозе так же нельзя, как и без агронома. Ставлю больных на ноги, слабых ободряю духовно. Родом из матушки-Москвы. К начальству наладились? Идемте вместе, чтобы не заблудились. Тайга. Кругом тайга. Так, кажется, в песне?

Оказывается, доктор с женой в том же доме, в другой половине.

Был Свияжский весел, ироничен, с ним легко и просто, тем более, что тем для разговоров бездна: Сергей все сразу хотел знать.

— Вот и совхозный штаб, — доктор показал на дом, назвать который будничным словом «контора» язык не поворачивался. — Начальник совхоза назвал сие строение благородным, хотя и нерусским словом «Дирекция». Привилось.

Они вошли. Внутри было светло, свет исходил не только из широких окон, но и от желтых бревенчатых стен. Кабинеты удивляли размерами, половиками, теплым духом истопленных печей. Директорская приемная впечатляла: дверь в кабинет двойная, она была открыта. За столом сидел директор, от его стола протягивался второй, почти к дверям. Для заседаний.

Игорь Михайлович Добротворский оказался полным, хорошо одетым интеллигентом, было ему лет сорок, улыбка красила его лицо. Он вышел из-за стола, пожал руку Сергею, доктору и извинился перед посетителем, который тут же вышел. А Добротворский сказал агроному:

— Вы моложе, чем я представлял вас. Утомились в дороге? Такая даль, а у вас маленькие. Ну, все позади, благодарение судьбе. С чего начнем? Одну минутку. Вы посидите с доктором, я выйду, распоряжусь, чтобы не забыть.

Говорил он быстро, движения его были тоже быстрыми, но взгляд глубокий, запоминающийся, видимо, умница, схватывающий все с ходу.

— Ну-с, что там у вас? Направление. О, подписано самим генералом Комаровым! Понимаю: другая чья-то подпись не производит впечатления на начальников приисковых управлений, так? А генералу не откажешь. Наконец-то прекратится карусель со специалистами! В это я верю. Здесь вам понравится. Дел невпроворот, и все интересные, к ним с шаблоном не подступишься. Ну, вы понимаете. Скажем, расширение полей. Где? Как? Способы? Выбор? Ведь вокруг совхоза океан тайги, болот, рек, островов, сама матушка-Тауй, река с девичьим нравом, не подступишься! Впрочем, оставим деловые разговоры на завтра, идемте ко мне, посидим, потолкуем. Как вы, доктор?

— А почему и нет? Только позвоню супруге, чтобы не искала, если что. Мнительный человек. Ружье спрятала от меня, боится, что уйду в лес и заблужусь…

— Пусть наведается к своей соседке, поговорит — расскажет.

Вскоре выяснилось, что Добротворский закончил биофак Ленинградского университета, работал в лаборатории селекции, не думал о должности администратора, тем более в такое время… Но обстоятельства.

— Декабрь тридцать четвертого? — спросил Морозов.

— Да, конечно. Мы не знали, кого завтра… И один выход: подальше уехать, что я и сделал. Врата ада принимали, к счастью, не только грешников. Так, по вольному найму… Немного поработал в Новосибирске, потом во Владивостоке на академической биостанции. Предложили сюда, согласился, хотя долго боялся всего этого, что называют лагерями. Работается интересно, но не все удается. Конечно, очень жаль заключенных женщин, стараюсь смягчать режим. За мое время сменили два начальника лагеря, теперь третий, кажется, без этого самого… Помягче. У нас с капитаном Сергеевым согласие.

— Сколько же народу в зонах? — спросил Морозов.

— Почти тысяча. Мужчин мало, всего сто сорок. Правда, вольнонаемных стало больше, оседают после лагеря. Это механизаторы, конюхи, ездовые, плотники. Одна беда — ежегодные терзания из Магадана: здоровых — на прииски, взамен — этап из больничных бараков. Павлу Свияжскому работы прибавляют. Этапы, этапы, их боятся, как мора. Острая нехватка работников для теплиц и парников. Тут слабина.