Кэти Пайпер - Красота

«Не верьте его лжи!» — хотелось закричать.

Я сосредоточилась на дыхании. Вдох, выдох. Не дай панике одолеть тебя! Суду снова продемонстрировали видеозапись с моими показаниями. Я не сводила глаз с лиц присяжных. Реакция была самая разная — я жадно наблюдала. Некоторые плакали, другие бесстрастно смотрели на экран. А один мужчина, казалось, вот-вот задремлет. А что чувствовал в этот момент Дэнни, там, по ту сторону разделяющей нас ширмы? Надеялся ли он выкрутиться и на этот раз? Торчала ли на его лице та самодовольная улыбка, которую я так хорошо помнила?

Потом мне начали задавать вопросы. Как и в прошлый раз, все было представлено так, словно это я донимала Дэнни, а не он меня. Будто мы просто подрались в номере отеля, и я случайно разбила голову о край таблички, а потом у нас был секс по обоюдному согласию.

— Это неправда! По-вашему, женщина, потерявшая сознание оттого, что ее ударил мужчина, придет в себя и захочет заниматься с ним сексом? — возмущалась я. Вопросы все сыпались и сыпались. Защитник нес полную ерунду. Как он может мириться с собственной совестью? Возможно, он просто делает свою работу, но что это за работа? Такая тварь, как Дэнни, не заслуживала защиты вообще!

Эти вопросы были призваны запутать меня, загнать в угол. Но на этот раз я была к этому готова. Я не сидела потерянно, скуля и пуская сопли. Я отвечала ясно и четко. Я знала, когда адвокат пытался заставить меня говорить то, что ему нужно, поэтому очень осторожно подбирала слова, но не запиналась.

— Этот человек опасен, — настаивала я. Хотели бы они жить с ним по соседству? Хотели бы они, чтобы кто-нибудь из их близких стал его следующей жертвой?

Прошло три дня. Я старалась сохранять спокойствие, не позволяя его адвокату одурачить меня. Наконец меня отпустили. В глубине души я чувствовала облегчение, но не могла полностью расслабиться, пока все это не закончится.

— Теперь остается только сидеть и ждать, — сказала мама, когда мы покидали гостиницу. Мы ехали домой в молчании, каждый думал о своем.

Я беспокойно бродила по дому. Слушание дела продолжалось. Я представляла, как Дэнни дает показания. Что он скажет? Будет ли во всем винить зависимость от стероидов? Будет ли пытаться вызвать у присяжных жалость? Будет ли изображать из себя невинно оболганного человека, которого преследовала сумасшедшая, как в фильме «Роковое влечение»? Но разве в это можно поверить — после того, как они увидели мое обезображенное лицо?

— Его должны признать виновным, мама! — восклицала я каждые десять минут. Если я и смогу когда-нибудь смириться с тем, что со мной произошло, то только при одном условии: все должны поверить, что меня изнасиловали. Если не поверят, если Дэнни оправдают, я никогда не смогу оправиться от позора. Тогда он одержит верх, и я навечно останусь его жертвой. И всегда буду принадлежать ему.

Через пять дней я получила разрешение уехать во Францию на очередной курс лечения, хотя слушание дела еще не закончилось. Мне не терпелось улететь, и родители пообещали звонить мне, как только появятся какие-нибудь новости.

В аэропорту я вдруг вспомнила, что со мной нет моего счастливого крестика.

— Без него я не могу сесть в самолет, — сказала я, чуть не плача, и папе пришлось бежать в ближайший магазин аксессуаров. Он вернулся с крестиком на золотой цепочке.

— Теперь он будет оберегать тебя, — сказал папа, надевая цепочку мне на шею.

— Спасибо, папа, — выдохнула я, сжимая крест дрожащими пальцами.

На этот раз пребывание в клинике не доставило мне удовольствия. Я была взвинчена до предела — ожидала телефонного звонка и по малейшему поводу готова была разрыдаться.

— Как дела? — спросил доктор Джавад, который часто звонил, чтобы справиться о моих успехах.

— Ожидание просто невыносимо, — всхлипнула я, стараясь сдержать слезы. Если Дэнни не признают виновным в изнасиловании, справедливость не восторжествует. Он насильник и должен ответить за свои злодеяния. Его нужно внести в список лиц, обвинявшихся в сексуальных преступлениях, чтобы в будущем женщины были защищены от него.

Через два дня после моего приезда во Францию позвонила мама и сказала, что присяжные удалились для обсуждения приговора. Как раз в тот момент, когда они совещались, я представила себе, как один из них — скорее, одна из женщин, — настаивает на том, что Дэнни виновен. «А как насчет вот этого…» — возражает ей один из мужчин и зачитывает мои показания. И они снова начинают спорить.

Господи, прошу тебя! Помоги им принять правильное решение! — молилась я. Но на следующий день присяжные так и не вынесли единодушного решения.

— Судья сказал, что вместо единогласного согласен на решение, принятое большинством голосов, только бы обсуждение не слишком затянулось. Папа в суде и сразу же позвонит, как только узнает что-то новое, — сказала мама по телефону.

— Это просто выводит меня из себя! — взвыла я, сорвавшись в крик на последнем слове. Вынесут они сегодня приговор? Или мне придется провести еще одну бессонную ночь?

А через час раздался звонок. Это был папа. Сердце колотилось так сильно, что меня трясло.

— Алло? — прошептала я и затаила дыхание. Наступил момент, которого я так ждала и в то же время безумно боялась.

— Виновен! — прокричал папа, и я с невыразимым облегчением вздохнула. Меня захлестнула беспредельная радость.

— Точно?

— Да, одиннадцать голосов против одного.

— Свершилось! Теперь все позади! — разрыдалась я. Мне поверили! Теперь я уже не ощущала себя грязной, омерзительной. Я свободна! Незримые цепи, приковавшие меня к Дэнни, наконец исчезли. Я получила подтверждение тому, что не виновата. Не нужно обвинять себя в том, что он со мной сотворил. Он преступник — и теперь понесет заслуженное наказание.

Следующие несколько часов я не выпускала из рук телефон. Я истратила шестьдесят фунтов на звонки — маме, доктору Джаваду, Сьюзи, Полу, Марти и всем друзьям. И каждый раз, когда я произносила заветную фразу, мне хотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что все это происходит на самом деле.

— Дэнни признан виновным! — повторяла я сквозь слезы.

В какой-то момент я попыталась представить, что он чувствует. Думает, какой срок ему дадут? Ему придется ждать больше месяца, прежде чем будет оглашен срок его заключения. Надеюсь, он будет мучиться каждую минуту. Пусть узнает, каково это — беспомощно ждать, пребывая в чьей-то власти. Пусть узнает, что такое настоящее страдание. Однако вскоре я выбросила его из головы и радостно закружилась по комнате.

Следующие десять дней во Франции я каждое утро просыпалась с улыбкой, вспоминая — все закончилось! Впервые после нападения я чувствовала себя совершенно счастливой. Я гуляла по поселку, фотографировала цветущие деревья, величественные горы, чистое голубое небо. Потом отсылала снимки мистеру Джаваду, моему психологу Лизе и писала им, как я счастлива, что жива.