Евгений Сапиро - Трактат об удаче (воспоминания и размышления)

Я обернулся. Ребята листали небольшую книжку, которая давно лежала вместе со справочной литературой и на которую до сих пор никто не обращал внимание. На обложке красовалось: «Песни о Сталине и мире». А потом кто-то из них тихо, почти шепотом, запел:

«Солиста» так же тихо поддержали. Однокурсники, и я в том числе, не торопясь подходили к поющим, пристраивались поудобнее и подтягивали. Подглядывать слова нужды не было: мы их знали наизусть со времен «нашего счастливого детства» [47].

Дальше – больше:

Ни тогда, ни сегодня я не могу сказать, сколько времени продолжалось это стихийное пение, что оно значило для каждого из нас, лично для меня. Поминальную песню по низложенному кумиру? Протест? Громоотвод – выход эмоций?

В память врезался финал: перекинута последняя страница, хлопок уже закрытой книжкой по доске кульмана – и все так же медленно расходятся по своим местам.

Без комментариев!

Внезапное, без анестезии, развенчание Великого Сталина не прошло бесследно.

Первый вывод почти библейский: все проходит. Даже дело Сталина.

Второй: ВЕЛИКИЕ – функция переменная.

Третий: незаменимых – нет!

Понимаю, что каждый из этих выводов при большом желании можно опровергнуть убедительными примерами. Особенно третий. И все же 50 лет спустя могу сказать, что при аккуратном, не «упертом» использовании эти выводы рано списывать в утиль. В том числе – третий.

За свою «руководящую» жизнь от мастера до министра мне не однажды приходилось ставить точку в остром разговоре с подчиненным следующей фразой: «Без товарища Сталина не пропали, не пропадем и без тебя (вас)». Эта тяжелая артиллерия пускалась в ход, когда мне «качали права» или ставили ультиматум: будешь (будете) настаивать на своем «неправильном» поручении – подам заявление на увольнение.

Не было ни одного случая, чтобы ссылка на «заменимого» вождя не сработала. Дело, конечно, было не столько в вожде, сколько в обоснованности некомфортного поручения или в пресечении попытки проверить начальника на прочность. И все же вывод, сделанный в далеком 56-м, в основе своей оказался верным.

Второе «событие» от первого отделяет восемь лет. Называется оно «свержение Хрущева».

Напомню предложенное выше определение «события»: точка на карте истории, в которых условная кривая, описывающая ход истории, меняет свой характер. На отрезке времени 1956 – октябрь 1964-го «кривая прогрессивности», в моем восприятии резко взлетевшая вверх в начале кипучей деятельности Никиты Сергеевича на посту первого лица страны, сначала плавно, а затем крутой горкой ринулась вниз. Соратники по ленинскому Центральному Комитету прервали его руководящее скольжение у самого подножья.

Как хорошо все начиналось!

Реабилитация жертв политических репрессий.

«Оттепель» в искусстве, явившая нам другого И. Эренбурга; А. Солженицына и его «Один день Ивана Денисовича», первую правду о ГУЛАГе из уст и со страниц воспоминаний других «сидельцев»; раннего В. Астафьева; «лейтенантскую прозу»; «Живых и мертвых» К. Симонова, в которых впервые без парадного барабанного боя и глупых немцев перед нами предстала трагическая правда войны. А «Летят журавли» и «Карнавальная ночь»? Такие разные, но объединенные свежим ароматом раскрепощения…

В эти годы пермские «направления» стали преобразовывать в дороги с твердым покрытием. Роль твердого покрытия выполняла брусчатка – блоки из доменного шлака чусовского завода. В начале 1960-х брусчаткой мостили объездную дорогу Закамск – Нижняя Курья, создаваемую с нуля автомобильную трассу Чусовой – Лысьва. Последнюю я запомнил особенно хорошо: не раз на субботниках-воскресниках чусовские металлурги принимали участие в вырубке просек под будущий «автобан».

В конце 1950-х в районные города теперь уже не Молотовской, а Пермской области впервые пришло телевидение. Всего лишь один черно-белый канал, но он в разы приблизил периферию к Москве. Отлично помню, как девушки-легкоатлетки, которых я тренировал в Чусовом, со знанием дела почти в режиме реального времени обсуждали последний «крик моды» со ссылкой на новый туалет московского диктора, совсем молоденькой Валентины Леонтьевой.

В активе Н. С. Хрущева имеется еще один поступок, который на фоне «созидательных» действий его предшественника вполне можно назвать подвигом. Сталин воздвиг прочнейший «железный занавес» между обычным советским человеком и всем зарубежным, особенно «западным», миром. Хрущев совсем немного, но раздвинул этот занавес, обустроил узкую щелочку под названием «иностранный туризм».

Мне повезло попасть в число первых, воспользовавшихся этой щелочкой. В сентябре 1960 года за мои спортивные достижения комитет профсоюза Чусовского металлургического завода премировал «инженера, комсомольца, спортсмена» Сапиро путевкой в круиз вокруг Европы на теплоходе «Победа». После этой поездки туризм вообще и иностранный в том числе на три десятилетия стал любимой формой отдыха сначала для меня, а после женитьбы, после того, как подрос сын, – всей нашей семьи. Это была единственно доступная для нас форма отдыха с высоким уровнем сервиса. На современном рекламном языке: почти европейское качество за советские рубли.

Но не только, а, может быть, не столько этим определялась ценность иностранного туризма. Возможность регулярно бывать за рубежом позволяла пусть неглубоко, но окунуться в иную политическую и экономическую атмосферу, увидеть своими, а не чужими глазами то, что можно и что нельзя, без чужой подсказки взвешивать «за» и «против». И, задумываясь над полученным результатом, делать выводы. Подчас горькие.

Еще из школьных уроков истории мне запомнилась одна из версий превращения благополучных офицеров-аристократов в революционеров, бунтарей-декабристов. Прежде всего – они были патриотами своей Родины, защищали ее, «не жалея живота своего». Побывав в Европе в качестве победителей, увидев жизнь побежденных, они поняли, что их Родина достойна лучшего, что возможно совсем другое отношение к собственному народу.