Евгений Сапиро - Трактат об удаче (воспоминания и размышления)

Позднее первую беседу с каждым из своих аспирантов я начинал с того, что рисовал овал – забор предприятия. Три квадратика внутри – само предприятие. Далее следовало указание: что бы ты ни сочинял, но за этот забор «выходить» не вздумай. Внутри все вечно: себестоимость, производительность труда, продукция, новая техника. За забором какой только ерунды ни напридумывают, а тебе отдуваться…

Свержение Хрущева в октябре 1964 года для большинства людей оказалось неожиданным, но логичным, справедливым событием. Среди моих знакомых не могу припомнить никого, кто бы пожалел об этом.

Еще раз повторю: как хорошо все начиналось!

В учебниках истории двадцатилетний период руководства Брежнева – Черненко не беден на масштабные события.

Западный мир с опаской всматривался в нацеленные на него ядерные боеголовки и готовые к броску танковые армады. Что это не шуточки, показал август 1968 года, поверженная за считанные дни юная чехословацкая демократия. Затем некоторое потепление – Хельсинки, потом заморозок – Афганистан…

В те годы был заложен фундамент нашего нынешнего нефтегазового благополучия. Цены на нефть то повышались, то резко падали, и это ощущалось на содержании прилавков магазинов.

По-прежнему стартовали космические корабли. В 1980-м в Москве состоялись Олимпийские игры.

Игра под названием «мы делаем вид…» продолжалась в полном объеме, но без прежнего энтузиазма обеих сторон.

Хотя политические «сидельцы» не переводились, народ расслабился, осмелел. По крайней мере, по мелочи. Выражение «мы живем в стране непуганых идиотов» было перебором и насчет идиотов, и насчет отсутствия пугливости, но доля правды в нем была.

Неумолимое время делало свою черную работу. Лидеры старели, маразм крепчал, но симптомы его были все те же: взаимный обмен любезностями, орденами, званиями… И три траурные церемонии у кремлевской стены.

В моей личной жизни за эти годы произошло много событий. В 1965-м я защитил кандидатскую диссертацию, начал преподавать, а спустя двадцать лет был уже уважаемым профессором, заведующим кафедрой и даже дедом.

Я попытался вычленить из «внешней среды» тех лет какие-то новые явления, события, характерные именно для лет «застоя». События, которые бы по-большому скорректировали мою жизнь, работу, поведение. Ничего из этого не получилось: таких событий я вспомнить не смог.

Правдоподобной была бы версия, что к этому времени я в основном сформировался как личность, как работник, стал более «толстокожим», менее поддающимся деформации под влиянием «внешней среды».

Версия правдоподобна, но не более того. Более вероятна другая.

Застой есть застой. К этому времени все устоялось, стабилизировалось. Хорошее и плохое. К тому и другому уже подобраны «ключи»: способы, приемы, минимизирующие незначительное вредное влияние на тебя «внешней среды» или, наоборот, усиливающие положительное ее воздействие.

Но все эти «ключи» сразу выходят из строя, как только во «внешней среде» происходит что-то реально новое, существенное. Это подтвердило резкое изменение судеб миллионов людей как следствие перестройки, развала СССР, становления новой России. Увы, изменение далеко не всегда в лучшую сторону.

В октябре 1995 года пермяки провожали в Москву начальника Пермского областного УВД Валерия Федорова, назначенного заместителем министра внутренних дел России. На прощание я срифмовал ему несколько строк:

Далее шло перечисление той самой братии…

Ключевыми словами этого четверостишия, как и моей «внешней среды» времен Горбачева – Ельцина, были «романтические годы», проведенные иногда «на сквозняке», а, бывало, в эпицентре «урагана» свободы.

На предыдущих этапах моего жизненного пути влияние «внешней среды» ощущалось как-то опосредованно: где-то далеко наверху аукнется, смотришь – и у меня внизу откликнется. «Сквозняки» и «ураганы» романтических лет подняли меня довольно высоко. Теперь даже незначительные изменения в верхних слоях российской политической и экономической атмосферы отражались на моей жизни довольно ощутимо, нередко в реальном масштабе времени. По этой причине в этот период мои «внешняя» и «внутренняя» среды довольно часто сливались воедино. Что не могло не найти отражения в содержании этого раздела.

Избрание М. С. Горбачева генеральным секретарем, первым лицом страны, особых ураганов не предвещало. Просто потянуло свежим ветром. Вместе с ним появлялось чувство приятного удивления.

Радовало, что и нашей страной может руководить не маразматик, а здоровый нормальный человек. Оказывается, Генеральный секретарь КПСС может пытаться что-то изменить По-крупному. А как приятно убедиться, что у генсека «мозги повернуты» в ту же сторону, что и у меня, что у него хорошо смотрится жена. Даже некоторые минусы (не те ударения, непривычная для нас активность Раисы Максимовны) пока работают на «плюс». Ты сам убеждаешься, что за рубежом на нас уже не смотрят, как на прокаженных. «Горбачев», «перестройка», «гласность»… Эти русские слова не требуют перевода в любой стране мира так же, как «Гагарин» и «спутник» в начале шестидесятых.

Запомнился приезд в Пермь члена Политбюро ЦК КПСС Александра Яковлева. Он присутствовал на отчетно-выборной областной партийной конференции, на которой в отставку ушел партийный патриарх, первый секретарь обкома Борис Коноплев. Бразды правления принял вернувшийся из Москвы заведующий отделом ЦК КПСС Евгений Чернышев. Через пару лет ему предстоит войти в историю Пермской области в нелестном качестве последнего первого секретаря обкома.

На конференции Яковлев выступил с умной и нетрадиционно честной речью. Он говорил о болезнях нашего общества, о необходимости коренных перемен в партии, в государстве. Произвел он на меня колоссальное впечатление. Если такие вещи вслух говорит член Политбюро, можно надеяться на лучшее!

В разгар перестройки стало очевидно, что без реальной экономической заинтересованности коллективов, отдельных исполнителей ничего путного не получится. Рыночные отношения для плановой системы – это было «слишком» отчаянно. Но теплилась надежда, что средством решения экономических проблем может оказаться хозрасчет.

Не был забыт и региональный хозрасчет. Для Урала было решено параллельно разрабатывать два варианта концепции регионального хозрасчета.

Разработкой одного в качестве заведующего Пермским отделом Института экономики УрО АН СССР руководил я, другого – старший научный сотрудник челябинского отдела нашего института, а потом депутат, федеральный министр, сенатор Александр Починок. Эта работа требовала постоянных рабочих контактов не только с областным, но и союзным руководством и оказалась хорошей школой – не столько познаний в экономике, сколько искусства бюрократии.