Александра Толстая - ДОЧЬ

Мы часто слышали споры: какая власть хуже, нацизм или коммунизм? Для людей свободомыслящих, для людей верующих обе власти неприемлемы. Важно восприятие свободным миром и, в частности, либеральной частью Америки коммунизма и наци–фашизма.

В то время как христианский западный мир признал коммунистическую советскую власть и либералы были не только склонны ее оправдывать, но многие приняли ее, ей сочувствовали, даже восхищались ею, нацизм был оценен совершенно правильно и дружно и бесповоротно предан анафеме всем американским народом.

Такая точка зрения по отношению к коммунистической власти всей культурной Америки была для меня не только неприемлема, но и очень мучительна. Я выходила из себя, стараясь объяснить, доказать людям свою точку зрения на советскую власть. Не понимали или не хотели слушать.

Один раз мне пришлось читать лекцию в Ричмонде, в Вирджинии. Я заехала к своим двум подругам — Наде Данилевской и Алисе Дэйвис, которые жили поблизости. Как–то утром они мне сказали, что ждут на следующий день к завтраку жену президента миссис Рузвельт. Я очень обрадовалась. Наконец я имела случай поговорить с человеком, стоящим близко к власти.

Миссис Рузвельт приехала в маленьком автомобиле со своей приятельницей. Я помогла своим друзьям приготовить все необходимое, сделала маленькие пирожки к супу, зажарила курицу.

Во время завтрака я несколько раз поднимала вопрос о России. Но каждый раз миссис Рузвельт или заговаривала с кем–нибудь другим, или меняла разговор. Я решила, что она не хочет говорить о серьезных вещах за едой. После завтрака, в гостиной, подали кофе. Снова я попыталась заговорить о России, о коммунизме, но миссис Рузвельт отвечала рассеянно, и разговор не удался. А после завтрака мы все пошли гулять, и в последний раз я попыталась ей сказать, что я недавно из Советской России, что мне хотелось бы ей рассказать, как там живут люди…

— Посмотрите, — сказала она мне, явно меня не слушая, — какой прелестный вид. Я очень люблю Вирджинию.

А вы?

Больше я уже не пыталась. Вновь встретила я миссис Рузвельт гораздо позднее, незадолго до смерти президента. Об этом я расскажу позже.

А жизнь на ферме шла своим чередом. Реформы, которые вводил президент с такой невероятной быстротой, отразились косвенно и на нас. Вокруг нас дикие, запущенные леса превращались в чудный парк с новыми прекрасными дорогами, пролегавшими мимо лесных озер, через которые перекидывались новые плотины, мосты… Теперь каждый день мимо фермы около восьми часов утра проносились громадные грузовики с молодыми людьми — PWA [127] Public Works Administration. Во время «депрессии» и безработицы президент Рузвельт, чтобы спасти молодежь от праздности и разврата, организовал сеть лагерей, в которых юноши сажали деревья, строили дороги и мосты и т. д. . Их возили на работу, и возвращались они часов в пять с криками, песнями.

— Не очень–то они переутомлены, — говорил сосед фермер, все время работавший на огороде. Он пахал, а я водила лошадь по мягкой, рыхлой борозде. — Пять часов, а уж домой едут, лодыри. А пусть спросят, когда я кончу работу. Слава Богу, если к девяти управлюсь. А налоги кто платит за этих никудышников? Вы платите, я плачу…

Как–то на обратном пути грузовик с юношами остановился у нашего дома.

— Хэлло, — сказал нам старший. — У вас, кажется, есть животные. У нас мясная похлебка осталась. Хотите?

Они наложили нам несколько ведер этой похлебки. Но наши животные, коровы и куры, ее не ели. Зато собаки и мы очень оценили пожертвование PWA. Дня три мы ели и ели, поделились обедом с дядей Джо и все–таки всего съесть не могли.

С тех пор мы часто питались на даровщину за государственный счет или же, как говорил фермер сосед, за счет налогоплательщиков.

Еще одна весна. Март 1936 года. Ливнями унесло остатки снега. Почва насыщена водой, а дожди все льют, льют без конца. Дороги размыло, развезло, и веселый булочник Айзек, три раза в неделю доставлявший нам хлеб, сегодня прибежал с большой дороги, прибежал пешком. Он всегда сообщал нам самые свежие новости.

— Вода поднялась на 5 футов в реке Коннектикут. Вода поднялась на 9, на 14 футов, я ехал кругом, главную дорогу залило, — говорил он. — Залило железнодорожные пути…

Чтобы пробраться в кооператив в Хемден с яйцами, которые необходимо было продать, мне пришлось ехать более ста миль вместо сорока, окружными путями. Большую дорогу залило. Бедствие было большое: сносило мосты, здания, разрушались дороги, затапливало целые предприятия, причиняя сотни тысяч убытка.

Для всех куроводов–фермеров март ответственный месяц. Если не заведешь в марте цыплят, год пропал, так как осенние яйца очень дорогие. В марте пустишь цыплят, в сентябре уже куры начнут нестись. Мы готовились заранее. В феврале купили петухов–производителей леггорнов, с высокими гребнями, горделивой походкой, отобрали лучших кур и от них заложили яйца в инкубатор.

В марте, как раз во время разлива, начали вылупливаться цыплята. В яйцах уже слышался писк, и цыплята заработали внутри яиц, продалбливая кружок в яйце, откуда они могли вылупиться.

Электричество еще горело. Мы спокойно легли спать.

Ночью слышу жалобный вой из кухни–подвала, где ночевала Веста со своими только что родившимися щенятами. В полусонном состоянии я открыла люк и в темноте спустилась по лестнице вниз и сразу же попала по щиколотку в холодную воду. Зажгла свет. Вижу — вода уже почти дошла до угла, где были щенята.

Выкинули щенят наверх, и мы с Ольгой стали ведрами откачивать воду из подвала. Но скоро поняли, что уровень воды настолько поднялся, что вода просто из колодца по трубам переливалась в нашу кухню — сделать ничего было нельзя. Плита погасла. Но все это было ничто по сравнению со стрясшейся над нами бедой. Потухло электричество!

Инкубатор! Со 102 градусов температура спустилась до 80.

Ольга бросилась зажигать керосиновые лампы под инкубатором, закрывать его одеялами. И тут вспомнили о печах, под которыми у нас были цыплята. Половина печей согревалась электричеством. Пришлось всех цыплят переводить под отапливаемые углем печи. Цыплята крошечные, теснота, давка… Десятками, сотнями мы выбрасывали маленькие желтенькие расплюснутые трупики.

Убыток был для нас немалый. В этот потоп мы потеряли почти весь выводок цыплят в инкубаторе и по крайней мере 50% цыплят в брудерах.

Прошло две недели. Постепенно дороги обсохли, река вошла в берега, загорелось электричество. За это время мы очень устали, а работы было очень много. Бурей поломало деревья, снесло крыши, погибли цыплята. Денег не было. Мы подумывали продать или закрыть ферму и самим куда–нибудь наняться. Мы сказали о нашем желании Джейн Ад–дамс, которая гостила у своей приятельницы, профессора Гарвардского университета. Сказали, что мы очень хотим найти работу, может быть, в имении у кого–нибудь по хозяйству. И очень скоро мы получили ответ, что место есть и что в такой–то день наши наниматели приедут к нам с предложением.