Лина Войтоловская - Мемуары и рассказы

– Да, вы читали заметку в «Правде»? Смешно, правда, – у вашего однофамильца, получившего первое место на конкурсе ЮНЕСКО, даже имя-отчество совпало с вашим.

– Вы уверенны? – сухо спросил Алексей Иванович.

– Ну, как же! Вот прочтите – Алексей Иванович…

Алексей Иванович одно короткое мгновение смотрел в розовое, бездумное лицо Людочки и очень тихо сказал:

– Я вынужден вас разочаровать, Людочка, это не мой однофамилец, это… это я…

Людочка искренне, весело расхохоталась, будто услышала удачную остроту. Но Алексей Иванович этого уже не слышал – он торопливо вышел, плотно прикрыв за собою дверь…

…Солнце зашло. Стало прохладно. Но двигаться не хотелось. Алексей Иванович поставил ноги на кирпичную перекладину и поглубже устроился в кресле.

Перед ним, за забором расстилался участок ровными рядами посаженных низеньких деревьев. Отсюда он не мог разглядеть, что это были за деревья – то ли молодые дубки, то ли каштаны.

Направо, острым носом заслоняя поворот угадываемого с той стороны шоссе, разрастался уже настоящий, взрослый лес. Густой своей зеленью с пробелами березовых стволов, от кончика мыса до самого горизонта, он мягким полукругом огибал поле посадок, превращаясь вдалеке как бы в неровную, темно-синюю тучу, низко прижавшуюся к земле.

И этот темный лес, и низкие рядки молодых посадок, и синева горизонта – все было как материализованная тишина; короткие вскрики проносящихся по шоссе машин только подчеркивали ее.

Ему давно хотелось выйти туда, за забор, пройти до леса, проникнуть в его гущину. Но всякий раз его что-то удерживало: то ли неуверенность в своих силах, хотя вдоль забора он уже вышагивал по полтора-два часа, то ли боязнь отделиться от палаты, откуда он в любую минуту мог звонком вызвать сестру.

Но сегодня, глядя на то, как уплотнялся воздух, становился ощутимо сиреневым, словно аметистовый кристалл, он дал себе слово, как бы он себя ни чувствовал, завтра обязательно выйти за калитку.

Наутро все небо затянула скучная, серая пелена. Собирался дождь, но еще душно и сухо пахло пылью. И почему-то не слышно было машин на шоссе. В палату Алексея Ивановича загнал ветер; он пригибал к земле траву, серебрил ее, но делал это все неслышно, исподтишка. Как только войдя в палату, Алексей Иванович закрыл дверь балкона, странный, томительный, какой-то ночной звук заполнил комнату; будто жалобно заскулила собака или старый, больной волк. У Алексея Ивановича почему-то сжалось все внутри от тревожного предчувствия беды или приближения боли. Он старался успокоиться, взял со стола затрепанный номер «Юности», попытался читать. Но тревога не прошла до тех пор, пока он не догадался запахнуть балконную дверь. Тоскливый вой прекратился тотчас же.

Алексей Иванович облегченно рассмеялся.

– Ну, молодцы! – произнес он вслух. – Надо же так встроить рамы, чтоб они пели как эоловая арфа! Только арфа-то больше похожа на волчью глотку! Вот дурачье!

Он снова взялся за журнал. Но читать не хотелось.

«Придется поход в лес отложить на завтра, – думал он. – А может, даст бог, к полудню развиднеется?»

В дверь негромко постучали.

– Да. Открыто, – крикнул Алексей Иванович.

Не заходя, в палату заглянул врач. За ним, в полутьме коридора, маячила какая-то длинная фигура.

– Можно?

– Прошу.

– Я не один. Тут к вам приехали, Алексей Иванович.

– Ко мне? Ну, что ж, входите, – отозвался Алексей Иванович не очень приветливо. Двери закройте, сквозит.

– Я вас оставлю, – сказал врач и ушел.

– Здравствуйте, – шагнув в комнату, сказал посетитель.

«Я где-то уже его видел, – мельком подумал Алексей Иванович. – Какое неприятное лицо…»

– Слушаю вас, – сказал он поднимаясь.

– Простите, что вторгаюсь без предупреждения. Но доктор сказал, что вы уже… так сказать, – готовы к деловым переговорам…

– Допустим.

– Вы меня не помните?

– Нет.

Алексей Иванович продолжал стоять, не предлагая садиться и гостю.

– Слушаю вас.

– Разрешите представиться – главный архитектор города Самойленко Осип Михайлович.

– Так. Чем могу служить?

– Разрешите присесть? У нас, полагаю, разговор будет долгий…

– Садитесь, – холодно сказал Алексей Иванович, но сам садиться не собирался. – «Невежливо? Наплевать! Скорее уйдет!» – подумал он.

– Что же вам от меня нужно?

– Понимаете, время уходит, а мы так и не знаем вашего окончательного решения.

– Какого решения?

– Ну, как же – согласны ли вы на наши предложения?

– Предложения?

– Но позвольте, – начиная раздражаться, сказал посетитель. – Неужто вы забыли о наших… о споре, возникшем между нами на совещании?

– Постарался забыть…

– То есть как это? Ведь город ждет ответа!

Алексей Иванович словно и не слушал того, что говорил посетитель. Он отошел к балкону и, отвернувшись от гостя, стал смотреть на хлынувший, наконец, дождь; ветер, будто испугавшись его прямых потоков, мгновенно затих. Крупные, тяжелые капли прижали к земле траву; плотная пелена закрыла лес, изгиб дороги, деревца посадок. Но вскоре посветлело, дождь стал менее густым; влажная свежесть проникла в комнату, стало легче дышать.

Непонятно почему, но гость перестал его раздражать и чем больше нервничал посетитель, тем спокойнее становился Алексей Иванович.

– Мне весьма неприятно напоминать вам, уважаемый Алексей Иванович, все более раздражаясь, говорил главный архитектор, – то, что, возможно, явилось причиной вашего… заболевания, но обстоятельства заставляют нас настаивать на переработке вашего замечательного проекта…

– Если мой проект такой замечательный, как вы говорите, зачем же вы хотите во что бы то ни стало впихнуть в него ваши стандартные, типовые коробки, ваши расползшиеся по всему миру Черемушки?!

Вы снова за свое! Поймите, жилой комплекс уже построен! Построен! Неужели непонятно, что нельзя, преступно пренебрегать затраченными миллионами!

– Конечно, нельзя! Но…

Посетитель не дал Алексею Ивановичу договорить.

– Дорогой Алексей Иванович, – начал он, и Алексей Иванович заметил, как неуловимо изменилось его лицо, стало как будто суше и костистее, хотя тон его нисколько не переменился, а был все таким же вежливым, даже искательным: – Дорогой Алексей Иванович! Вы должны, вы просто обязаны нас понять…

– Я понимаю! Но никак не возьму в только – чем же я, именно я, могу вам помочь? Все, что мог – я сделал, и вы сами говорите – неплохо… Знаете ли, уж лучше я вовсе откажусь от осуществления проекта, чем заведомо дам его испоганить!

Нет, главный архитектор города явно не привык, чтобы ему возражали. Лицо его все явственнее принимало выражение начальственного нетерпения.

– Да выслушайте же меня, наконец! Вы же сами согласны, что место для строительства выбрано наилучшим образом; близость реки, озелененность, рельеф и так далее.