Владимир Бойко - Не служил бы я на флоте… (сборник)

Из Мурманска в офицерское общежитие в Гаджиево приехали три студентки. Вечер, суббота… Утром накрыли завтрак с шампанским… А в 10.00 сирена на магазине №-12. В подъездах загремели звонки – громобои на входе… По городку побежали рассыльные – посыльные в касках. К нам в дверь постучал боец из роты охраны (перепутал!?). Самый крупный боец приколистый оказался, с порога кричит: «Командир! На нас напали! Все сразу! В Сайде китайский десант, в Полярном – янки – суки!». Ну, мы собираемся, покрикиваем: «А где мои гранаты? Кто заныкал мой пистолет? Пулемёт кто уволок?». И даём девочкам компас со словами «Мурманск вон там. Через 1 час не придём – добирайтесь сами, автобусов не будет, война мировая, раз уж нас подняли…».

Через часа 2 пришли, а они вдрабодан пьяные и орут: «Война-война, а молодость пропала!». «Вы чего?». «А всё равно ракетами по Мурманску врежут! Так чё туда бежать?».

Начальник строевого отдела военно-морского училища однажды культурно выпивал в гараже с командирами рот. А как раз за его гаражом была дыра в заборе, через которую курсанты бегали в самоволку. Сидят офицеры, выпивают, и тут из-за гаража вырисовывается толпа курсантов. Курсантов необычно много для разового похода в самоволку. Стороны замечают друг друга. Что делать, не ясно. Ситуация не по уставу: начальство не при погонах и выпивает. Но и курсанты явно не правы. Начальник строевого отдела посмотрел на них задумчиво и говорит: «Ну, вы, блин, хоть бы строем шли…».

Произошел этот случай во времена «холодной войны». Случилось так, что наше торговое судно, разгрузившееся в одном из западно-германских портов, не выпускали по причине каких-то финансовых нестыковок на уровне наших и немецких министерств. В другое время нашему капитану это было бы на руку (все-таки текут суточные в валюте), но в тот момент, как назло, он успел загрузить на борт и провести по бумагам и в таможне приобретенный подержанный автомобиль, который запросто могли конфисковать на советской таможне, поскольку тот формально мог просрочить сроки пребывания на борту советского судна в качестве имущества плавсостава. А поскольку капитан не один загрузил свой авто на борт, вместе с ним ходили задумчивые еще несколько человек, включая старпома и боцмана. Ругань с начальством порта и кабинетом бургомистра ни к чему не привела, а бодяга на уровне министерств могла растянуться на месяц, что грозило нашим автовладельцам по приезде в Союз перестать быть ими. Капитан, было, совсем опустил руки, но тут старпома осенило, да так, что тот с ходу заработал литр виски с закуской от благодарных автолюбителей. Порывшись в закромах, боцман извлек оттуда солдатские гимнастерки, кирзовые сапоги, дюжину пилоток. Недостающее, включая офицерское обмундирование, достали в городе у бывших земляков. Наступило очень раннее утро. Пустынные улицы немецкого городка, тишина, слышно только пение птиц. И вдруг тишину разрывает марширующий шаг и рев марша «Вставай, проклятьем заклейменный…»

С начала и по всей улице, по центральной площади, через весь город марширует колонна «советских солдат» во главе с «офицером», чеканя шаг, выбивая искры из мостовой, и во весь голос орущих гимн мирового пролетариата. Что при этом испытали немцы, еще помнящие 1945 год, наверно можно себе представить. Вызванный для объяснений капитан судна поведал бургомистру, что пока судно стоит в порту и делать им нечего, они будут каждое утро маршировать по городу и петь песни, поскольку военно-патриотическое воспитание моряков никто не отменял. «Мы еще и учения устроим, – сказал в конце капитан и, мрачно посмотрев на бургомистра, добавил, – Можно совместные…»

Стоит ли говорить, что в тот же день судно отправили восвояси, и оно вовремя прибыло в порт приписки.

На одном из рыболовецких траулеров работал боцман Жора, отличавшийся редкостным чувством юмора и непреодолимым желанием периодически над кем-нибудь подшутить. А поскольку плавания были долгими, по несколько месяцев, то старпом, дабы сильно не скучать тайно приносил на борт мелкокалиберную винтовку и в свою смену, обычно ночью, когда никто не видел, упражнялся в стрельбе по всяким консервным банкам-бутылкам и прочей дребедени. Затем, всё убрав, и припрятав винтовку спокойно сдавал пост и шел спать. Надо заметить, что от такого длительного пребывания вдали от суши и людей, постоянной работы и практически полного отсутствия развлечений люди несколько тупеют, не совсем адекватно всё понимают, и вообще крыша у них съезжает. К слову надо добавить, что лов рыбы производился недалеко от территориальных вод не наших государств. Вахту нес в тот вечер наш боцман Жора, а старпом, зная, что тот свой человек, вышел пострелять со своим стволом. Пострелял, охотку сбил, настроение поднял и заходит в рубку к боцману, который всю эту картину наблюдал и просит закурить у боцмана. Тот говорит «Сейчас принесу, только ты побудь здесь, за компасом посмотри». Тот естественно, какие проблемы и становится за штурвал, а винтовка у него на плече висит. Боцман бежит со всех ног в каюту и начинает будить весь экипаж, страшным шёпотом, при этом приговаривая, что старпом окончательно спятил, захватил с оружием судно и направляется к берегам чужой земли, ища политического убежища, и пора его идти всем скопом вязать. Народ спросонья ошалел, однако, подкравшись к рубке, все ясно увидели старпома, стоящего за штурвалом с винтовкой наперевес и застывшим взглядом на каменном лице. Что тут началось! Со всех сторон, как муравьи на него нападали матросы, каждый бил как мог и чем мог, так как каждый боялся, что старпом выстрелит именно в него. На весь корабль страшный крик, мат, ругань. Пинки и зуботычины щедро раздавались ничего не понимающим старпомом направо и налево (мужик он был здоровенный). Однако массой задавили его, скрутили, связали и в трюм. Напрасно боцман пытался остановить народ, пытаясь убедить, что это была просто шутка – никто его не слушал!

Капитан пока разобрался что к чему, пока поверил, старпом двое суток в трюме отлежал голодный. Когда вышел не бритый, злой как собака, сначала хотел обидеться. Но потом передумал – всё-таки все повеселились, свои же люди, русские!

В одном экипаже БМРТ был здоровенный рулевой Вася, обладающей неимоверной силой. Работящий, молчаливый, немного тормоз по жизни, но вполне безобидный. И был еще молодой штурманец, которого не только рулевой Вася, но и вся команда недолюбливала. Однажды третий механик решил пошутить. Подошел к Васе и сказал, что вахтенный штурман просит принести в ходовую рубку лом. Зачем, почему, мол, не знаю. Надо – так надо. Вася пошел за ломом, а третий механик побежал в рубку. Сделал перепуганное лицо и срывающимся голосом сообщил штурману, что Вася, скорее всего, сошел с ума: схватил лом, гоняет всех по пароходу, кого-то покалечил. В этот момент Вася с ломом в руках появляется за дверью ходовой рубки по левому борту… Штурман вылетел вон через дверь правого борта. Вася, естественно, в недоумении, идет туда же, протягивая штурману лом. Тот по трапу взлетел на крышу ходовой и полез по мачте вверх. Суматоха привлекла внимание, собрался народ, начали обсуждать, выяснять, потом ржать, кричать штурману, что это была шутка.