Константин Сапожников - Солоневич

Ах, — вы этого хотели, — попробуйте и на своей шкуре! Мне оставалось одно: не лезть никуда и советовать эмиграции делать то же самое: по меньшей мере не помогать немцам, ибо они всё равно будут разбиты. Это было, конечно, „пораженческой пропагандой“, да ещё и во время войны. Уже в 1939 году мои книги были запрещены. Потом меня посадили, потом выслали в ссылку в Померанию, под надзор полиции».

Накануне нападения Германии на Советский Союз немцы в лице Альфреда Розенберга и его референта по русским делам Георга Лейббрандта прикидывали, кого можно сделать главой антибольшевистского русского правительства. Наиболее подходящей кандидатурой после Солоневича им казался Борис Бажанов, который зарекомендовал себя в период советско-финляндской войны как последовательный враг большевизма и сталинского режима. Не исключено, что положительную оценку его «организационным способностям» дал нацистам сам маршал Маннергейм. По «запросу» Розенберга в середине июня 1941 года Бажанов был разыскан в оккупированном Париже и доставлен в Берлин. Немцы хотели присмотреться к нему, понять, подойдёт ли он на столь ответственную роль. Будет ли управляемым?

Разговор Бажанова с Розенбергом и его помощником Лейббрандтом шёл на русском языке, «эксперты» по России владели им почти в совершенстве. Интерес их сосредоточился на специфическом вопросе: как поведут себя советское правительство и партийная верхушка, если завтра начнётся война. Как вспоминал Бажанов, после нескольких подобных вопросов он ясно понял, что война с Советами — вопрос дней. Свою догадку он высказал собеседникам и спросил:

— Каков ваш политический план войны? Собираетесь ли вы вести войну против коммунизма или против русского народа?

Розенберг попросил разъяснить суть вопроса.

Бажанов разъяснил:

— Если вы будете вести войну против коммунизма, то есть чтобы освободить от коммунизма русский народ, то он будет на вашей стороне, и вы войну выиграете; если же вы будете вести войну против России, а не против коммунизма, русский народ будет против вас, и вы войну проиграете.

Розенберг ответа о «политическом плане войны» не дал, сославшись на то, что это решение может принять только фюрер. Бажанов ему не поверил, считая, что это не более чем отговорка, нежелание раскрыть перед русским истинные цели войны. Правда, через два месяца он услышал от Лейббрандта версию, казалось бы, подтверждавшую слова Розенберга. В первые дни войны только что назначенный министр оккупированных восточных территорий пришёл к Гитлеру и предложил такие варианты освоения приобретённых земель:

— Мой фюрер, есть два способа управлять областями, занимаемыми на Востоке, первый — при помощи немецкой администрации, гауляйтеров; второй — создать русское антибольшевистское правительство, которое было бы и центром притяжения антибольшевистских сил в России.

Ответ Гитлера был безапелляционен:

— Ни о каком русском правительстве не может быть и речи. Россия будет немецкой колонией и будет управляться немцами.

После месяца «почётного плена» в Берлине и споров с Лейббрандтом о ходе и конечных результатах войны (Бажанов предсказывал поражение Германии, несмотря на начальные успехи немцев) личному секретарю Сталина разрешили вернуться во Францию с условием, что он не будет заниматься политикой. На роль подставного руководителя Бажанов явно не годился: его позиция для нацистов была неприемлема. До конца войны Бажанов «спокойно жил в Париже, занимаясь физикой и техникой». В какой-то мере это подконтрольное «парижское сидение» Бажанова было аналогично «ссылке» Солоневича в Померании, куда он был отправлен нацистами в том же 1941 году.

Перед тем как покинуть Берлин, Бажанов встретился на квартире известного «бомбиста» Ларионова с руководителями «новопоколенцев» Поремским, Рождественским и другими, которые «просочились в Берлин, желая проникнуть в Россию вслед за немецкой армией». Бажанов пытался отговорить их от этой затеи, назвав её безнадёжной, обречённой на провал, потому что сопротивление на оккупированных территориях будет расти, возникнет партизанское движение, и в итоге советская власть вновь подчинит себе население. «Ничего сделать нельзя!» — таким был вывод Бажанова. «Новопоколенцы» к его совету не прислушались, решив идти с немецкой армией в Россию.

К тому, что «новопоколенцы» оказались в Берлине, приложил руку редактор «Нового слова» Владимир Деспотули. В мае 1941 года он (по инициативе Лейббрандта!) посетил Белград, где встретился с членами Исполнительного бюро НТСНП и передал им предложение «несогласных с Гитлером кругов в Германии» об установлении «негласного сотрудничества в деле решения русского вопроса». Деспотули заявил, что эти круги считают «новопоколенцев» единственной политической организацией русской эмиграции, с которой можно иметь дело. Ходатайство Деспотули в НТСНП обсудили и после всех «за» и «против» приняли. В июле — августе 1941 года в Берлин выехала первая группа руководства партии.

Лейббрандт встречался с ними на полуконспиративной основе, пытаясь составить исчерпывающе полную картину подходов различных политических течений русской эмиграции к будущему политическому устройству России, их отношения к «германскому фактору». «Новопоколенец» Борис Прянишников вспоминал, что после переезда в Берлин исполнительного бюро НТСНП Лейббрандт с помощью Деспотули установил личный контакт с В. М. Байдалаковым. Его прогноз в отношении войны на Востоке был также неутешительным для Германии: «Третий рейх потерпит поражение, если не использует против Сталина антикоммунистические настроения подсоветского населения».

Вслед за руководителями партии в Германию потянулись и рядовые «новопоколенцы». Лейббрандт и его сторонники, пытавшиеся нащупать более гибкий курс германской политики на Востоке, исподтишка проводили свою собственную «восточную политику» и потому «попустительствовали» «новопоколенцам» в беспрепятственной переброске кадров на оккупированную территорию Советского Союза. Всего на Восток было переправлено около 250–300 «новопоколенцев», которые получили возможность на деле проверить свои программы по внедрению партийных доктрин в «подсоветскую» среду.

С ведома Лейббрандта при редакции «Нового слова» было создано своего рода «редакционное совещание», которое выступало как негласный русский центр по координации и взаимной информации. Членами его стали В. Деспотули, его помощник И. Перов, В. Байдалаков, В. Поремский, К. Вергун, С. Рождественский, А. Казанцев и Д. Брунст. Вспоминая о тех днях, Борис Прянишников отметил, что на одном из первых заседаний «совещания» обсуждались вести, привезённые Розенбергом из ставки Гитлера. Их рассказал Деспотули «под строжайшим секретом» сам Лейббрандт, но редактор «Нового слова» не выдержал, поделился услышанным с членами «совещания»: