Яков Резник - Сотворение брони

Как ни больно было ворошить историю «сто одиннадцатого», Михаил Ильич возвращался к ней снова и снова и в конце концов окончательно утвердился в мысли, что время и силы затрачены не зря — пусть позже немного, но противоснарядная броня на танках будет! Через год, два, может быть, и раньше появится, наверно, более тонкая, но более крепкая и вязкая броня, чем эта. Не одни ижорцы ищут. И Бардин, и такие, как Алексей Горнов! И пушка подходящая для такого танка, возможно, уже проектируется — люди не спят, работают. Знать бы их, соединить бы с ними свои усилия!

Поздним вечером в гостинице появился директор опытного завода. Рассказал, что его вызвал телеграммой нарком и больше часа расспрашивал о «сто одиннадцатом». Узнав, что Серго возвратился в Москву и что в эти минуты он консультируется с танкостроителями других заводов, Кошкин решил, что не работать ему больше за чертежной доской. Товарищ Серго ему доверял и… ошибся.

Его охватило чувство непоправимости.

Почти всю ночь на выходной гостиница гудела: шаркали и топали в коридоре, отбивали чечетку в номере над головой. Кошкин не мог ни сосредоточиться над расчетами, ни заснуть.

Близко к рассвету прикорнул на кушетке.

Его разбудил настойчивый стук в дверь.

Человек, которому он открыл, нетерпеливо переступил порог.

— Кошкин Михаил Ильич?

— Да.

Незнакомец расстегнул две верхние пуговицы длинного кожаного пальто, извлек из внутреннего кармана конверт:

— Вам. И прошу спуститься вниз. Жду вас в машине.

На бланке народного комиссара тяжелой промышленности — наклонный, размашистый почерк Серго.

«Уважаемый Михаил Ильич!

Познакомился с докладной запиской. Обсуждал ее с танкостроителями и военными товарищами.

Одни считают ваши доводы убедительными. Другие их отвергают.

Надо поговорить.

Понедельник и вторник крайне перегружены.

Прошу приехать на дачу. Доверьтесь моему Волчку».

Возле главного подъезда гостиницы «Москва» Михаила Ильича ожидал «кадиллак» — длинный лимузин с серебряным журавлем на капоте. Водитель раскрыл дверцу, показал на сиденье рядом с собой.

Улицы и площади, окружающие гостиницу, были еще в сугробах — не успевали убирать. Но накануне метель утихла, будто призывая Кошкина унять метельную сумятицу в душе.

— Как вас звать-величать?

— Николай Иванович.

— Волчок ваша фамилия?

— Нет, товарищ Серго так окрестил.

Достаточно было понаблюдать, как шофер ловко объезжает сугробы и автомобили, чтобы догадаться, почему Серго так называет шофера.

Видимо, Красная площадь навеяла воспоминания: шофер рассказал, что возил Свердлова, Калинина, а однажды сменил заболевшего Гиля и целый день был с Лениным.

У шлагбаума, на выезде из города, шофер притормозил — скопилось много машин.

— Второй десяток лет работаю с товарищем Серго, но чтобы обидел словом!.. Было однажды, секретарь перепутал время вызова машины, и я опоздал в Сосновку на полчаса. Вижу: нарком нервничает. Ну, думаю, пропал… А он, заметив, как я перетрухнул, сказал только: «Нехорошо… Заседание ЦК…» «Постараюсь, Григорий Константинович», — говорю и как рванул! Двенадцать километров от Сосновки до этой окраины пролетел пулей, но вот как ухитрился промчаться кривобокими улицами с милицией на перекрестках — не понимаю. И доставил… секунда в секунду, через семнадцать минут по наркомовским часам.

Кошкин обдумывал, что сказать наркому, а водитель продолжал свой рассказ:

— Как-то помощник попросил меня дня три не возить Серго в Сосновку: сюрприз, говорит… Сошлись на что угодно — на болезнь, на поломку машины. Но как я мог такое позволить, если никогда не болел? А кивать на машину — все равно что плюнуть себе в лицо… Выходит товарищ Серго из здания наркомата с военным — три шпалы в петлицах, командир приграничной дивизии. Серго торопит: «С ветерком! В Сосновке попотчуем друга. Покажи, на что горазд!»

…Во время обеда слышу стук в стену. Поднялся я тихонько, чтобы не помешать беседе, но Серго тоже услышал стук — и за мной. Входим в кладовку, видим: двое что-то сооружают из жести и дерева. Серго одного узнал: «Изобретатель?! Какого верблюда под ковром прячешь?»

Незадолго перед этим изобретатель демонстрировал в наркомате портативный звуковой киноаппарат. Увидев нас, отступил в угол, а Серго продолжает допрос: «Зачем притащил?» — «Подарок, товарищ нарком». — «Кому?» — «Вам, товарищ нарком». — «Мне?! От тебя, молодого специалиста, никак не ожидал».

Рабочий, пожилой, солидный, пришел на выручку инженеру: «Подарок завода, директора…» «Не завода, а директора, согласен, — перебил Серго. — Но если бы он спросил рабочий коллектив, можно ли за счет государства делать такие подарки отдельным людям, рабочие наставили бы фонарей и директору, и заодно тебе, уважаемый изобретатель…»

— И чем кончилось? — заинтересованно спросил Михаил Ильич.

— Пригласил инженера и рабочего пообедать и за столом убедил, что больше всех достойны редкого подарка солдаты приграничной дивизии, которые не то что звуковое — немое кино и то смотрят раз в три месяца. И гость наш с тремя шпалами на другой же день увез подарок…

Перед Сосновкой шофер вдруг пожаловался Кошкину, что Серго почти и не отдыхает на даче — всегда у него здесь люди. То макеевского доменщика поселил на весь месячный отпуск, то ученого, то директора завода, а группами сколько сюда возил гостей!

— Если бы возможно было, — засмеялся шофер, — Серго, наверное, собрал бы в Сосновку всю свою индустриальную армию, все пять миллионов человек, и всех приветил бы, обласкал! А сам! Впервые в эту зиму появился тут вчера, да и то потому, наверное, что Тухачевский приехал, и разговор у них, видать, особо важный был.

Разговор Серго с Михаилом Николаевичем Тухачевским действительно был важный и касался штабной игры — предполагаемых военных действий на случай войны с фашистской Германией.

Игра проводилась генеральным штабом по предложению Тухачевского.

Перед тем как представить высшему командованию свой расчет противоборствующих сил, Тухачевский зашел к Серго обменяться мнениями о военно-промышленном потенциале Германии, ее людских ресурсах, темпах роста немецкой армии, особенно танковых и авиационных соединений. Доктрина немецкого генерального штаба предполагала концентрацию максимума сил на главном театре военных действий. Тухачевский считал, что армия вторжения фашистской Германии, выставленная против Советского Союза, составит примерно двести отмобилизованных дивизий.

Серго согласился и посоветовал сделать примечание, что расчет предусматривает вооруженные силы одной Германии без ее возможных союзников в войне против нас.