Владимир Джунковский - Воспоминания (1915–1917). Том 3

А тут как на грех пришло пополнение – три маршевых роты из Москвы. Я приказал командиру 59-го полка произвести им смотр и поверку их знаний, насколько они обучены. Из донесения его я усмотрел, что одеты и снаряжены роты были отлично, обучены же две роты удовлетворительно, одна неудовлетворительно. Поэтому я не сразу влил их в полки, а оставил их доучиваться. Настроение среди пополнения было неважное, они сразу стали хулить пищу, говоря, что их кормили в тылу гораздо лучше, давали и белый хлеб. Этим они возбуждающе действовали на стрелков, и я опасался, как бы они не внесли в мою дивизию разложение.

Поэтому все эти три роты пополнения я распределил по всем полкам дивизии, по ротам, где за отдельными чинами было бы легче следить, а тут еще в Киевском гренадерском полку, в котором я так недавно еще, 4 февраля, был на панихиде, и завтракал на позиции, произошел более чем печальный инцидент. Одна из рот этого полка пыталась устроить бунт. Кучка негодяев во главе с вольноопределяющимся [590], которому удалось бежать, подкравшись к землянке, в которое сидел командир полка и батальонные командиры, произвела в окно несколько выстрелов из винтовок, бросив вслед несколько ручных гранат. Один из офицеров, Машковский [591], был убит на месте и еще 4 офицера ранены.

Этот ужасающий случай всколыхнул все начальство, Парский спешно собрал у себя совещание, пригласив всех начальников дивизий и некоторых командиров полков.

Заседание велось бестолково, без всякой системы и оставило во мне весьма удручающее впечатление. Говорили очень много, я все молчал и только под конец заявил, что все эти разговоры ни к чему, что единственно, что может парализовать такие явления, это:

1. Чтобы люди получали полностью все, что им полагается, а для этого надо, чтобы корпусный интендант проникся тем, что он существует для войск, а не войска для него.

2. Чтобы офицерство, начиная с младших и кончая начальниками дивизий, стояло бы ближе к нижним чинам, чтобы они чувствовали, что о них заботятся, входят в их нужды и т. д.

Под конец заседания начальник штаба по поручению Парского передал каждому начальнику дивизии следующую бумагу:

«13 февраля 1917 г.

Начдив 15-й Сибирской стрелковой дивизии

Вечером 12-го января с. г. в землянку, в которой ужинали 6 офицеров Киевского полка во главе со своим командиром, несколькими н. чинами было брошено 3 ручных бомбы и произведено несколько ружейных выстрелов. Спешно ведущееся дознание выяснит виновных и характер этого злодейского выступления, но уже в самом начале дознания с несомненностью выяснилось, что в данном случае имеет место желание злонамеренных лиц, желающих скорейшего окончания войны, активным выступлением содействовать дезорганизации армии, а вместе с этим осуществлению своих преступных замыслов – заключению скорейшего, хотя бы и позорного мира.

Нет пока оснований предполагать, чтобы означенная пропаганда могла бы глубоко пустить корни в Киевском полку, но учитывая скрытый характер означенной пропаганды и слишком серьезные последствия позднего дня обнаружения, командир корпуса приказал начальникам дивизий возможно внимательнее отнестись к данному происшествию:

Убедиться, что во вверенных им частях нет примеров подобной пропаганды, как о том ими неоднократно ему доносилось.

На случай необходимости, в особенности в ближайшие дни, иметь в своем распоряжении надежную дежурную часть, с пулеметами; поставляется в известность, что вышеуказанное нападение было организовано несколькими нижними чинами дежурной роты под начальством вольноопределяющегося.

14 февраля окончились опытные стрельбы, произведенные по моему поручению командующим бригадой на основании приказа командира корпуса из пулеметов по окопам противника с дистанции 1500–3000 шагов с закрытой позиции и по закрытой цели. Опыты эти, благодаря трудам и более чем добросовестного отношения к этому моему поручению со стороны Буйвида, дали блестящие результаты и доказали, что стрельба через головы своих возможна не только с дистанций дальних свыше 2000, но и на средних 1500–2000 шагов, при соответствующей конфигурации местности, не ближе 1500, при установке пулемета на твердом неизменяющемся основании и удалении наших окопов от противника не менее 200 шагов. Это открытие было очень важно, до того времени из пулеметов не рисковали стрелять через головы своих. <���…>

Мне было очень жаль расставаться с батареями 81 артиллерийской бригады, а главное с командиром бригады генерал-майором Борисовым, т. к. три его батареи все время работали выше всякой похвалы и служили примером другим. Я обратился поэтому со следующим приказом, посвященным этой доблестной бригаде:

«15 февраля 1917 г.

Приказ № 91 15-й Сибирской стрелковой дивизии.

г. дв. Вольна

Расставаясь ныне с 81-й артиллерийской бригадой я не могу не выразить ее доблестному командиру генерал-майору Борисову от лица службы мою самую задушевную признательность за этот месяц нашей совместной боевой работы, не могу не выразить ему чувство моего глубокого уважения и пожелать дорогому Василию Николаевичу счастья, успеха, здоровья на радость и гордость родной ему бригады.

Молодая 15-я Сибирская стрелковая дивизия никогда не забудет, что первые шаги своей боевой работы выпали ей на долю со славной 81 артиллерийской бригадой.

Командующий дивизией

В это самое время я получил от моей сестры копию письма великого князя Павла Александровича [592]на ее имя от 8 февраля:

«Дорогая Евдокия Федоровна,

Ради Бога простите меня и не подумайте, что я стал грубияном – нет, я все тот же и чувства мои к Вам неизменны.

Мы все переболели здесь, а главное, я так измучился с делом Дмитрия [593], что голова не своя была. Бедный мой родной мальчик, хочу Вас порадовать, но пока это между нами. Сегодня на докладе я представил милого нашего Джуна на скоро открывающуюся вакансию начальника 1-й Гвардейской пехотной дивизии. Я буду спокоен за дивизию.

Просим Вас завтракать в воскресенье 12-го февраля с поездом 12 час.

Ваш Павел».

Вслед затем я получил и официальную депешу следующего содержания от 16 февраля:

«Начальнику 15-й Сибирской стрелковой дивизии. Прошу телеграфировать, согласны ли будете принять первую Гвардейскую пехотную дивизию случае освобождения, принципиальное согласие государя императора имеется 2191. Начальник управления августейшего инспектора войск гвардии полковник Шиллинг [594]».

Я все мог ожидать, но чтобы государь согласился на назначение меня начальником дивизии старейших полков Гвардии мне даже не могло придти в голову. Меня страшно тронуло такое внимание и доверие со стороны великого князя, тем более, что я все время старался быть в стороне от всего, никуда не совался, не напоминал о себе и все же великий князь вспомнил меня и захотел вытянуть из глухой армии. Известие это меня взволновало, мне было очень жаль расстаться со своей дивизией, но об отказе от такого лестного и почетного для меня назначения, как командование дивизией, во главе которой был родной мне Преображенский полк, не могло быть и речи и я, не колеблясь, ответил полковнику Шиллингу следующей депешей: