Владимир Джунковский - Воспоминания (1915–1917). Том 3

Два раза нас обстреляли довольно сильно, особенно у наблюдательного пункта. Пули летели с визгом, другие ударялись в землю, взрывая снег в расстоянии не более аршина от нас. Буянов бросался искать пулю в снегу, думая, по наивности, что найдет ее и говоря: «Вот бы домой такую пулю привезти, ведь не поверят, что так близко от меня падали». Только к 10-ти часам вечера мы вернулись в штаб. Перед уходом из окопов, когда уже темнело, я приказал выпустить несколько ракет, которые очень эффектно и красиво разрывались, освещая немецкие окопы. Наши ракеты в то время были лучше немецких, горели сильнее и более продолжительное время. Приятно было смотреть на Буянова – до того он был счастлив, что он все это видел.

На другой день я снабдил его посылкой к моей сестре и письмами и простился с ним, поручив моему вестовому отвезти его на вокзал. Я был далек от мысли, что в это время в Петрограде уже совершался переворот. И этому несчастному Буянову не дадут возможности доехать до Петрограда. Что сталось с ним, убили ли его, скрылся ли он, осталось неизвестным, но посылка на имя моей сестры с письмом и вложенными в нее деньгами, которые я посылал сестре, не пропала.

Полгода спустя курьер из Чрезвычайной следственной комиссии принес эту посылку в неприкосновенности со всем содержимым, только она была перетянута другой веревкой с печатями вышеназванной комиссии. Как, при каких обстоятельствах, она попала туда, узнать не удалось.

На другой день отъезда Буянова я был вызван в штаб корпуса, где мне было сообщено, что моей дивизии предстоит занять новую позицию и что мне надлежит по сему поводу представить в штаб корпуса мои соображения. <���…>

Это было 2 марта, мы были далеки от мысли, что в это время, в Петрограде совершился уже переворот, что государь отказался от престола, что монархия перестала существовать. Никаких слухов, никаких признаков не было. На фронте было спокойно, моя дивизия стояла стойко на позиции, свято и непоколебимо продолжая выполнять свой долг перед царем и Родиной, перенося и невзгоды и всякие лишения с полным самоотвержением.

3 марта у нас на позиции было совершенно спокойно, никто у нас и не подозревал, что в Петрограде совершаются чрезвычайные события.

В этот день, в виду предстоящей смены полков на позиции, я отдал следующие обычные оперативные приказы. <���…>

К вечеру в этот день я получил следующую депешу от командира корпуса:

«Без заголовка начдиву. Главкозап приказал сообщить, что во избежание ложных слухов в войсках, следует объявить всем офицерам и объяснить нижним чинам:

1) Что никакого увода войск с фронта, обязанного защищать Родину от врага не будет допущено, посланные же два полка пехоты с батареей для восстановления порядка в Петрограде, ввиду того что порядок восстановлен Думой при содействии запасных частей Петрограда, по высочайшему повелению возвращаются;

2) Что утверждение нового состава министров ожидается в самое ближайшее время, и потому – никакие отдельные выступления войсковых частей с заявлениями о присоединении не могут иметь никакого основания и совершенно бесцельны;

3) Что все внимание войск и всех чинов от генерала до солдат должно быть обращено против врага, который не дремлет и несомненно воспользуется ослаблением войск на фронте, чем бы таковое не было вызвано. Нужно помнить всем, что Родина ждет от всех нас защиты от ее злейшего врага. Срочно исполнить 2419. Парский».

Депеша эта была слабым намеком на то, что что-то происходит, но т. к. у нас решительно не было никаких слухов – ни о беспорядках в Петрограде, ни о посылке туда каких-либо войск с фронта, то я впал в полное недоумение – что же я буду объявлять офицерам и объяснять солдатам. Я позвонил по телефону Парскому, он тоже был в полном недоумении, и я решил ничего не предпринимать, оставив депешу у себя в ожидании дальнейших вестей.

Не прошло и четверти часа после моего телефонного разговора с Парским, как мне подали телефонограмму с приглашением приехать в штаб корпуса. Приказав оседлать лошадь, я выехал несколько встревоженный. В штабе были уже и другие начальники дивизий. Парский показал нам депешу, только что переданную ему из штаба армии о последовавшем отречении государя от престола за подписью «Юрий Данилов»…

Эта депеша как громом поразила нас всех, никто не решался произнести слова, Парский вопросительно смотрел на нас. Тогда я решился заговорить и сказал, что этой депеше придавать значения нельзя, что сообщение о таком исключительном событии может быть принято только от своего главнокомандующего, Данилов же является для нас посторонним лицом и такая депеша, идущая по фронту может быть ничем иным как провокацией, с целью внести смуту в войсках передовой линии, что депешу надо спрятать и снестись шифром через штаб армии со штабом фронта. Ко мне присоединились и другие начальники дивизий, на этом мы и расстались.

Не могу сказать, чтобы я возвращался к себе со спокойной душой – всю ночь я не мог уснуть; мысли, одна тревожнее другой, бродили у меня в голове, надо было быть готовым ко всему.

Наступило 4-е марта. В 11 часов утра мне подали депешу с известием о назначении ответственного министерства во главе с князем Г. Е. Львовым, а также и о назначении великого князя Николая Николаевича главнокомандующим, а через час пришла еще и следующая депеша:

«Государь император издает манифест, который будет объявлен законным порядком. 3 марта 1917 г. № 1939. Генерал-адъютант Алексеев. Телеграмму эту объявить войскам и населению 6247, Эверт. 7684, Смирнов» 5769, Парский».

Я понял, что очевидно произошло что то исключительное, но все же я не хотел еще верить, что государь отрекся от престола.

К вечеру слух этот подтвердился, сомнений не оставалось, мы ждали только подробностей.

На другой день пришел и манифест, а затем я получил следующую телеграмму от командира корпуса:

«По приказанию командарма передается для исполнения телеграмма наштазапа: «Приказанию главкозапа сообщаю следующую телеграмму для зависящего исполнения: в ответ на мое донесение Верховному главнокомандующему о моем указании главнокомандующим фронтами о необходимости незамедлительно объявить по армиям манифест государя императора об отречении от престола и второй манифест великого князя Михаила Александровича, мною сейчас получена следующая телеграмма от великого князя Николая Николаевича: в виду обстоятельств подтверждаю принятое Вами решение. Вместе с тем повелеваю всем войсковым начальникам от старших до младших внушить и разъяснить чинам армии и флота, что после объявления обоих актов, они должны спокойно ожидать изъявления воли русского народа и святой долг их оставаться в повиновении законным начальникам, оберечь Родину от грозного врага и своими подвигами поддержать наших союзников в беспримерной борьбе.