Владимир Джунковский - Воспоминания (1915–1917). Том 3

Новая позиция была в несколько раз длиннее прежней, фронт дивизии был растянут на 30 верст, но зато большая ее часть, тянувшаяся по берегу озера, была совершенно безопасна, т. к. озеро, шириной версты 2, отделяло нас от немцев и только небольшой участок был как бы продолжением прежнего.

Оборонять такую позицию было нетрудно, но управлять раскинутыми на огромное пространство взводами и ротами было трудно, тем более, что все кругом было сплошное болото, и чтобы попасть на передовую линию, приходилось идти версты 3–4 по искусственно устроенным узким тропинкам из проложенных по болоту жердей. Подъехать ближе нельзя было. Окопов тоже не было, взамен их были устроены бревенчатые форты на отделение или взвод каждый, в виде укрепленных узлов. Сообщения между этими фортами тоже были не везде, и для того, чтоб от одного форта подойти к другому, надо было идти в тыл версты 3 и по новым приложенным мосткам от центра обратно. От этих укрепленных мест выставлялись дозоры и часовые на берегу озера. Обход и объезд участков отнимал страшно много времени. <���…>

15-го сентября я получил извещение о состоявшемся назначении Шафаловича, согласно моему о том ходатайству, начальником штаба дивизии, но, к сожалению, ожидать его я мог только через 3 недели по окончании его отпуска, поэтому, не имея подходящего офицера, т. к. Губанов делался все более ненормальным, я приказал вступить в и. д. начальника штаба командиру бригады генералу Буйвиду.

Через несколько дней ко мне был командирован из штаба корпуса капитан Кухаренко [804], который и заместил Буйвида. Кухаренко был отличный, дельный во всех отношениях офицер и явился мне огромной подмогой в это трудное время. <���…>

15 сентября я получил запрос от командарма-2 согласен ли я принять командование 3-м Сибирским армейским корпусом. Я знал, что состою кандидатом на корпус вне очереди и потому мог конечно, ожидать такого рода предложения, но никак не думал, что произойдет так скоро, тем более, что я был одним из самых молодых начальников дивизий и имел очень мало чисто боевого опыта.

3-й Сибирский корпус был мне родным, я начал в нем боевую службу, но в то время это был корпус страшно распущенный, последнее время в нем корпусные командиры сменялись друг за другом и когда мне предлагали это назначение, то в главе корпуса стоял генерал от инфантерии Кондратович, которого в течении трех месяцев не удостаивали утверждения в должности, он был все время командующим.

Почему его хотели совсем убрать, я не знал. Обдумав, помолившись, я решил раньше окончательного согласия проехать к командующему армией Данилову и переговорить с ним.

Начальником штаба армии был у него Суворов [805] – на редкость милая личность, твердого характера, очень умный, доброжелательный, иметь с ним дело было одно удовольствие. После разговора с ним и Даниловым, я дал согласие и они меня предупредили, что мне придется вступить в должность в течении ближайших дней. Я попросил разрешение проехать ненадолго в Петроград по сдаче дивизии и уже по возвращении принять корпус.

Данилов мне это разрешил, я сговорился с ним, что 22 сентября выеду в Петроград, пробуду несколько дней и проеду прямо в расположение корпуса.

Прямо от него я проехал в штаб 9-го корпуса объявить Тележникову о моем уходе от него. Оказалось, что и он ожидал со дня на день зачисления в резерв, а на его место назначался генерал Снесарев [806].

В штабе моей дивизии все приуныли, узнав о моем уходе. Мне оставалось всего несколько дней, которые я и посвятил на приведение в порядок всех дел по дивизии, а также и на посещение всех частей дивизии, чтобы проститься с ними, поблагодарить за доброе ко мне отношение. <���…>

18 сентября я получил приятное известие, из района 59-го полка, что нами подбит немецкий аэроплан, и два летчика взяты в плен, но т. к. солдаты настроены против летчиков с неимоверной злобой за то, что последние ежедневно сбрасывали в расположение полка по несколько бомб, то командир полка опасается, как бы стрелки не растерзали летчиков, а между тем их надо доставить в штаб армии для допроса. Я решил лично поехать в 59-й полк, поздравить стрелков с трофеем и привезти их. Один из них был тяжело ранен в руку, надо было проехать только в один конец 25 верст. Никаких, к счастью, эксцессов не было, и я благополучно довез их до штаба, где поместил их в передовом отряде и поставил караул, а на другой день отправил в штаб армии. <���…>

19-го сентября я объявил приказ Балуева по армиям фронта по поводу все учащавшихся случаев насилия до убийств включительно лиц офицерского и командного состава:

«24-го сентября Верховный главнокомандующий, по поводу убийства офицера на одном из кораблей Балтийского флота, отдал следующий приказ: «срочно требую немедленного прекращения отвратительных насилий, чинимых не забывшими своей долг и совесть командами, прикрывающими свои преступления спасением родины и свободы и в действительности вносящими полный развал в боевую готовность флота перед лицом врага, поэтому являющимися изменниками Родины. Позорные контрреволюционные действия убийц-насильников лягут несмываемыми пятнами на все команды Балтийского флота.

На вверенном мне фронте в один день: в 256-м запасном полку озверевшая толпа солдат совершила бессмысленное убийство врача; в другом полку, на позиции, в палатку батальонного командира убийца-насильник бросил ночью ручную гранату и в третьем полку солдаты одной роты стали бросать в уговаривавшего их исполнить приказание батальонного командира камнями.

Преступления эти вполне подходят к тем, которые Верховный главнокомандующий клеймит в своем приказе. Преступления эти указывают на полный развал в тех частях, в которых они имеют место, и налагают позорное клеймо на всю армию. Солдаты, совершающие такие преступления, под видом спасения революции сами совершают контрреволюцию. Армия революцию может поддержать только своим порядком и боевою готовностью. О какой же боевой готовности можно говорить в тех частях, в которых подчиненный поднимает руку на своего начальника. Требую от всех не только полного повиновения начальникам, но и оказанием полного уважения, а от начальников – пресечения в корне подобных преступлений, не останавливаясь перед принятием самых решительных мер.

Виновных же в таких преступлениях немедленно предавать военно-революционному суду.