Том Рейсс - Подлинная история графа Монте-Кристо. Жизнь и приключения генерала Тома-Александра Дюма

На эту теплую записку Брюн ответил, что «суеверие мешает мне [1176]выполнить вашу просьбу». Он просил Дюма о «снисхождении», так как тому придется передать «искренние сожаления [дочери Дюма Эме Александрине] и вашей очаровательной жене».

Дюма не мог не подивиться холодности друга и его отказу. Дюма не пожелал принять отговорок. На протяжении нескольких недель он пытался убедить Брюна приехать в Вилле и стать крестным отцом Александра. Но Брюн лишь отделывался извинениями. В конце концов он согласился быть крестным отцом, но не приехал на церемонию крещения, так что Клоду Лабуре, дедушке ребенка, пришлось исполнять [1177]эту роль вместо генерала.

Дюма продолжал писать Наполеону, предлагая свои услуги для участия в боях. В последнем обращении Дюма, несмотря на ослабленное здоровье, просил дать ему шанс сразиться с Англией: «Едва началась нынешняя война [1178], как я имел честь дважды писать вам, чтобы предложить свои услуги. Пожалуйста, не сердитесь на то, что я вновь предлагаю ту же услугу сейчас». В другом его послании мелькнул отблеск былого бахвальства: «Какие бы страдания и какую бы боль мне ни довелось [1179]пережить, я всегда найду достаточно моральной силы, чтобы ринуться на спасение моей страны – по первому же призыву правительства».

Генерал с удовольствием играл со своим не по годам развитым сыном, рассказывал ему истории о своих детских годах в Джереми и пугал, будто на окраине Вилле-Котре во рву с водой вокруг маленького замка, который семья ухитрилась арендовать на время, водятся крокодилы. Хотя они были изгоями, они были счастливы вместе, особенно большой Алекс и маленький Александр, который унаследовал от отца поразительную силу, рост и телосложение, и потому с младенчества его описывали как «почти что великана». Хотя здоровье в полной мере так и не вернулось к Алексу Дюма, он был способен на свершения, которые произвели неизгладимое впечатление на сына. В мемуарах Александр вспоминает, как отец на его глазах вынырнул из-под воды, спасая тонущего слугу: «Я увидел обнаженного отца, по которому каплями стекала вода. Он ответил почти что неземной улыбкой, как человек, совершивший богоподобный акт – спасение жизни другого человека». Разглядывая генерала, Александр был поражен «огромными формами моего отца [1180](который выглядел так, будто сделан по тем же лекалам, что и статуи Геркулеса и Антиноя) в сравнении с хилыми маленькими конечностями [слуги]».

«Я обожал отца. Быть может, из-за слишком маленького возраста чувство, которое я сегодня называю любовью, было всего лишь наивным изумлением перед геркулесовой статью и гигантской силой, которые он на моих глазах проявлял так много раз; быть может, это была всего лишь детская гордость и восхищение его кителем с галунами, его трехцветной кокардой и его огромной саблей, которую я едва мог поднять. Но, несмотря на все это, даже сегодня память о моем отце, о каждой детали его тела, о каждой черте его лица столь же ярка для меня, как если бы я потерял его вчера. Каковы бы ни были причины этого, я люблю его сегодня столь же нежной, столь же глубокой и столь же искренней любовью, как если бы он присматривал за моим взрослением и я имел бы счастье пройти путь от детства до зрелого возраста опираясь на его сильную руку».

«Мой отец, в свою очередь, тоже обожал [1181]меня, – писал Александр. – Я уже говорил это и не хочу повторять слишком часто, особенно если мертвые могут слышать, что о них говорят; и хотя в конце жизни боли, которые он терпел, мучили его до такой степени, что он более не мог выносить любой шум или движение в спальне, для меня он сделал исключение».

В 1805 году здоровье генерала Дюма резко ухудшилось, а доктора связали боли в желудке с раком. Генерал побывал на приеме у знаменитого парижского врача [1182]. После этого он дал званый обед, на котором маленький Александр познакомился с генералами Брюном и Мюратом, а Алекс попросил старых товарищей позаботиться о его семье после того, как его не станет. Мальчик позже будет вспоминать, как играл с саблей Мюрата и головным убором Брюна. В конце обеда «мой отец обнял Брюна [1183], пожал Мюрату руку и на следующий день оставил Париж – он вез с собой смерть, овладевшую как его телом, так и его сердцем».

Романист также вспоминал, как вместе с отцом нанес визит Полине Бонапарт – красивейшей из сестер Наполеона и молодой вдове генерала Леклерка. Отец с сыном пришли в ее замок, расположенный сразу на выезде из Вилле-Котре. В мемуарах есть следующее описание.

На диване, откинувшись на боковую спинку [1184], сидела женщина, юная и красивая женщина, очень юная и очень красивая, красивая настолько, что даже я, совсем маленький ребенок, заметил это…. Она не встала, когда мой отец вошел. Она протянула руку и подняла голову, только и всего. Отец хотел сесть на стул рядом с ней; она усадила его на диван у своих ног, которые положила ему на колени так, что носки ее тапочек теребили пуговицы его сюртука.

Эта ножка, эта ручка, эта прелестная маленькая женщина, беленькая и пухленькая, рядом с мулатом-Геркулесом, все еще красивым и сильным, несмотря на все свои страдания, производили самое очаровательное впечатление, которое вы только могли пожелать.

Я улыбался, глядя на них, а принцесса подозвала меня к себе и дала коробочку для конфет, сделанную из панциря черепахи с инкрустацией золотом.

Я с изумлением смотрел, как эта женщина высыпала конфеты из коробочки, прежде чем дать мне ее. Мой отец что-то заметил ей. Наклонившись, она тихо произнесла несколько слов ему на ухо, после чего оба рассмеялись.

Когда она наклонялась, бледно-розовая щечка принцессы слегка коснулась коричневой щеки отца, отчего его кожа выглядела еще темнее, а ее – еще более светлой.

В сейфе я обнаружил записку с приглашением [1185]«мадам Дюма» посетить «ее императорское высочество принцессу Полину» в ее доме в Париже. В записке было указано время – 2 часа пополудни, и адрес, но дата осталась неизвестной. Я думал, речь, вероятно, шла о 1807 годе – это год спустя после смерти генерала Дюма. Быть может, принцесса пыталась помочь вдове и ее детям. Узнать это наверняка невозможно. Со времени визита к Полине, напишет Александр Дюма, «вскоре мой отец стал слабеть [1186], все меньше гулял, редко катался верхом, больше оставался в комнате, брал меня на колени со все большей печалью. Повторюсь, все это я вижу смутно, урывками, будто предметы темной ночью во время вспышки молнии».

Ночь 26 февраля 1806 года – последняя ночь в жизни отца [1187]– запечатлелась в памяти писателя ярко, без сомнения, потому, что мать позже описывала ее для него.

«О! – вскричал он [1188]. – Должен ли генерал, который в тридцать пять командовал тремя армиями, умирать в сорок в своей постели, как трус? О Боже мой! Боже мой! Чем провинился я, что ты обрекаешь меня столь молодым оставить мою жену и детей?..»