Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Книга вторая. Вошедший сам

Как-то ему несколько юмористически рассказывали, как тащился от города к городу, на манер грузовика, одноглазый Бурлюк, он, улыбнувшись, промолвил:

– Бедный Додя, через всю Сибирь – и с одним фонарём!».

Тем временем (28 сентября 1922 года) из Петрограда ушёл «философский пароход», первый пароход, на котором Советская Россия вышвыривала за рубеж не согласных с большевиками мыслителей.

1 октября вернувшиеся из Италии Айседора Дункан и Сергей Есенин покинули Францию и на пароходе «Париж» отправились из Гавра через Атлантику в Америку

А Москву Брик с Маяковским всё никак не покидали.

Бенгт Янгфельдт:

«По каким-то причинам запланированная на начало сентября поездка в Берлин была отложена, и Маяковский и Осип уехали только месяц спустя, через Эстонию; с немецкими визами проблем, очевидно, не возникло, но для того, чтобы они могли въехать в Эстонию, их официально сделали "техническим персоналом " советской дипломатической миссии в Ревеле».

Сообщая об Эстонии, Янгфельдт как-то не очень уверенно говорит про немецкие въездные визы, с которыми проблем, «очевидно, не возникло ». Но как могли возникнуть какие-то проблемы у людей, которых «сделали» работниками советского представительства в Эстонии? «Сделать» такое могло только ГПУ, что лишний раз подтверждает наше предположение, что Владимир Маяковский стал гепеушником.

Этому есть ещё одно косвенное свидетельство – 2 октября 1922 года Маяковский написал заявление заведующему Производственным бюро Высших Государственных художественно-технических мастерских Вхутемаса и его издательства Ефиму Владимировичу Равделю. В этой бумаге речь идёт о том, что из-за плохой постановки дела издательство сорвало все сроки выхода в свет собрания сочинений поэта. И поэт уведомлял заведующего в том, что договор с издательством он расторгает. Но…

В самой последней фразе своего заявления Маяковский допустил оговорку, которая наводит на размышления. Вот эта фраза:

«Прошу немедленно произвести расчёт расходов но производству и разницу возвратить мне не позже четверга, т. к. в пятницу я уезжаю в служебную командировку.

Вл. Маяковский

2/Х-22 г.».

В какую служебную командировку собирался поэт, если он тогда нигде официально не служил?

Могут сказать, что все свои поездки по литературным делам (если оплату дорожных расходов производило какое-то ведомство, например, Наркомпрос) Маяковский называл « служебными». Допустим. И предположим, что в заявлении во Вхутемас речь шла именно о такой командировке.

Но зачем тогда понадобилось та шумиха, которой была обставлена подготовка к этой поездке? Она-то лишний раз и подтверждает, что этот вояж за рубеж был не совсем обычным. Видимо, «легенда», придуманная в ГПУ поначалу (что Маяковский и Брик едут лечиться на немецкий курорт), была отвергнута и заменена другой. Её-то и предстояло «обкатать» перед самым отъездом.

3 октября 1922 года Ульянов-Ленин впервые после продолжительной болезни (первого инсульта) председательствовал на заседании Совнаркома.

А Маяковский вечером того же дня устроил «прощальную» встречу с читателями. Он читал им свою новую поэму «V Интернационал». Газета «Вечерние новости» 9 октября сообщила:

« Чтение поэмы заняло львиную часть вечера… "Левым маршем "Маяковского вечер закончился».

Что это за поэма?

Итак, мы предположили, что Маяковского пригласили на работу в ГПУ. Об этом биографы поэта ничего не сообщают, потому что никаких документальных свидетельств о новом месте службы поэта пока не опубликовано. Поэтому считается, что их нет. И никогда не было. Однако очень много косвенных фактов, некоторые из которых мы уже приводили, свидетельствуют о том, что такое приглашение было, и Маяковский ответил на него согласием.

Поэтому и необходимость в «IV Интернационале» тотчас же отпала – объяснять членам ЦК РКП «некоторые» свои поступки поэту стало не надо, ведь он сам стал «чекистом особого отряда», имеющему доступ к «карающему мечу революции». Теперь ему самому предстояло определять правильность поступков окружающих.

И, отложив «IV Интернационал» в сторону, Владимир Владимирович принялся сочинять новую (совсем другую) поэму.

Сначала она была названа «Тридевятый Интернационал». Затем появилось другое название, на котором Маяковский и остановился: «Пятый Интернационал».

Поэма начинается с «Приказа № 3 ». Третий номер появился из-за того, что поэт уже издал два стихотворных приказа: «Приказ по армии искусства» и «Приказ № 2 армии искусств». Первый приказ начинался со старого футуристского лозунга:

Второй приказ был тоже весьма энергичным:

Третий приказ тоже был адресован деятелям искусства и подковыривал всех стихотворцев, кроме, разумеется, футуристов:

«Прочесть по всем эскадрильям футуристов, крепостям классиков, удушливогазным командам символистов, обозам реалистов и кухонным командам имажинистов».

А начиналась поэма «Пятый Интернационал» так:

Затем Маяковский высказал (пожалуй, впервые) своё отношение к обстрелу памятников старины во время октября 1917 года:

Заявил Маяковский и о том, о чём он тогда мечтал:

Объяснять с помощью поэзии, для чего ему захотелось встать «в ряды» людей, о которых тогда все говорили, Маяковский почему-то не стал и перешёл на прозу: