Валерий Поволяев - Царский угодник. Распутин

— Где уж с нашим рылом да в ваши галоши, — не выдержав, сдерзила Дуняшка.

— Повторить! — в третий раз приказал Распутин, продолжая отбивать пятками чечётку.

Гитары надрывались, регент тряс широкими деревянными кольцами с насаженными на них бубенцами. Клавдия куда-то подевалась — то ли в туалете засела, то ли в одиночку пробавлялась выпивкой, в непонятный круговой танец пустились женщины; находившиеся у Распутина на именинах, — все сразу, друг за дружкой, легко притопывая ногами и ахая; Распутин ярился, вскидывал потную голову и продолжал тянуть в сторону кухни руку:

— Повторить!

Дуняшка принесла ещё одну бутылку мадеры — такую же пыльную, с приставшими к бокам кусочками пробки.

— Чего так долго? — подлаживаясь под гитарный звон, недовольно выкрикнул Распутин. — Тебя только за смертью посылать!

Вещие слова произнёс Распутин, для себя вещие: на дворе стоял 1916 год — последний год его жизни.

— Пробку из горлышка тяжело вытягивать, — пожаловалась Дуняшка, ревниво оглядывая женщин, ведущих хоровод, затем, лихо крутя пухлым, подрагивающим на ходу задом, пошла на кухню. — Оттого и долго! Не мужик я — баба!

— Но, шалава! — выкрикнул Распутин, осекая, глаза его влажно заблестели: к нему приближалась блондинка. Распутин обхватил её за плечи, прижал к себе.

— А когда же... — плаксиво затянула блондинка.

— Сейчас! Прямо сейчас! — рявкнул Распутин, не дав договорить блондинке. — И с твоим мужем всё будет в порядке. Поняла? Становись в позу!

— Как? При всех? — испугалась блондинка.

— А чего тут такого? Все мы люди, из одной задницы на свет вылезли, никто из нас не родился из уха или из пальца. А ну, снимай штаны и становись в позу!

— М-м-м-м, — ярко краснея щеками, блондинка замялась.

— Не мычи — не корова! Сказал, становись в позу — значит, становись! Это святое дело, я из тебя грех изгонять буду, а заодно вымаливать прощение за твоего мужа и определять его на новое место. — Распутин начал решительно расстёгивать свои шаровары.

— При всех? — мучаясь, вновь выкрикнула дама.

— При всех, — подтвердил Распутин, — это будет этот самый... урок, словно в гимназии. Для показа, как надо изгонять беса.

— Так ведь стыдно же, — простонала, продолжая мучиться, блондинка.

— Ничего стыдного в этом нет, — заявил Распутин, расстёгивая штаны и подёргав одной ногой, чтобы они побыстрее соскочили с него. — Всё от Бога, а то, что от Бога, — не стыдно.

Цыгане со своими гитарами поспешно отодвинулись назад — они оказались людьми совестливыми, дамы убыстрили свой хоровод, расширили круг, внутри этого круга находились Распутин и блондинка.

Распутин снова подёргал вначале одной ногой, потом другой, окончательно освобождаясь от штанов — они сползли на лодыжки и застряли там, благополучно вылез из них, отпихнул в сторону, нагнулся, чтобы развязать лямки кальсон, но не удержался, покачнулся и сел на пол, замычал от досады. Блондинка в нерешительности стояла рядом с ним, поправляла рукой волосы. Распутин приподнял широкую длинную юбку, сунулся внутрь, поглядел, взлохмаченный, вылез обратно.

— Темно, как в заднице у эфиопа, — сообщил он, — фонарь, что ли, засветить? Впрочем, мой приятель, — Распутин хлопнул себя ладонью по кальсонам, — всё и без фонаря отыщет. Не впервой...

Покачиваясь туловищем то в одну сторону, то в другую, кряхтя и роняя мокрядь в бороду — из носа у него обильно сочилась простудная влага, — Распутин развязал жидкие матерчатые лямки на кальсонах, поднялся на колени, расстегнул единственную пуговицу на поясе.

— Ну, ты ещё не голая? Всё телишься? — грубо прикрикнул он на блондинку, кряхтя, ухватился за край юбки, потянул на себя.

Юбка порвалась по шву, блондинка взвизгнула и, не устояв на ногах, повалилась на Распутина. Тот деловито, с какой-то паучьей цепкостью обхватил её руками, развернул к себе спиной и ткнул кулаком в затылок, чтобы та встала «в позу». Вновь прикрикнул:

— Ты чего, гнуться не умеешь? — Вторично потыкал ей кулаком в затылок.

Блондинка не выдержала, попросила задрожавшим голосом:

— Не на-адо!

— Надо, надо, — деловито пробормотал Распутин, прилаживаясь к блондинке. — Сейчас я из тебя беса, милая, изгоню... Уж больно пакостный бес сидит в тебе.

— Прошу вас, не надо, мне стыдно, — давясь слезами, простонала блондинка.

Дамы замедлили свой шаг, хотя хоровод продолжал кружиться около Распутина, цыгане по команде своего предводителя, не прекращая бренчать на гитарах, двинулись к двери. Распутин же не замечал ничего из того, что происходило в квартире. Он был занят, из уголков рта у него свесились две осклизлые нитки слюны.

— Никогда не видел такого. — Младший филёр, не выдержав, схватил Секридова за руку. — Погано всё это!

— Да, мерзко, — согласился Секридов.

— Застрелить бы его!

— Ага, — растроганно качнул головой Секридов, — и сразу в Сибирь, на вечное место жительства.

— Почему вечное, дядя Семён?

— Да потому, что нас оттуда никогда не выпустят.

— Тьфу! — не зная, что сказать, младший филёр сплюнул себе под ноги.

— Его и без нас убьют, не переживай, — успокоил своего подопечного Секридов, — ходить ему по земле и творить такие вот чудеса осталось недолго, поверь мне.

Терентьев, с мрачным вниманием прислушиваясь к разговору двух филёров, подумал о том, что надо бы о нём сообщить Белецкому — слишком уж разоткровенничались ребята, но потом решил, что делать этого не стоит... Белецкий ведь не поручал ему следить за филёрами? Не поручал. Значит, не стоит. Терентьев вздохнул, сгорбился, упёрся подбородком в руку, застыл в позе роденовского мыслителя.

— Убьют? — спросил Секридова младший филёр.

— За милую душу.

— А кто?

— Тебе чего, фамилии надо сообщить? Если бы я знал! — Секридов приподнял одно плечо. — Сильные мира сего, великие люди... И убьют обязательно, в этом я уверен на сто пятьдесят процентов. Но не наше это, парень, дело. Наше дело — охранять дедушку русского разврата. Самое главное — чтобы убийство не пришлось на нашу смену.

— Ну-у... если его будут... это самое, — младший филёр провёл себя пальцем по горлу, — если секир-башка сделают тут, на третьем этаже, а мы будем находиться внизу, в дворницкой, то как же мы услышим, что его убивают?

Старший цыган-регент помахал филёрам рукой:

— Адью!

Его команда стремительно, не создавая шума, вывалилась за дверь. А Распутин продолжал «изгонять беса» из блондинки. Блондинка зарабатывала «откупную» для своего мужа. Женщины перестали вести хоровод, затихли, окружили Распутина с блондинкой. Распутин, распалившись, хрипел, ахал, закусывал слабыми своими зубами губы, втягивал в себя воздух, вскрикивал — вёл себя как кавказец из конвоя царя-батюшки, женщины заинтересованно смотрели на происходящее, будто все видели впервые.