Илья Толстой - Мои воспоминания

Приехав как-то к нам, тетя Маша остановилась в комнате, которая за последние годы жизни моего отца была его спальней.

244

В это время отец там не жил, и эта комната была свободна.

Была осень, и по углам, под потолком, ютились кучки крупных осенних мух. Тетя Маша, зная, что в правом углу комнаты исстари стояла полка с образами, по близорукости своей, приняла этих мух за образ и каждый день перед ними молилась.

Вдруг как-то вечером приходит она к себе и видит, что там, где раньше, ей казалось, висел образ --ничего нет. Она позвала горничную Авдотью Васильевну и спросила ее -- зачем она убрала икону?

-- Марья Николаевна, там иконы не было, иконы перенесены в спальню графини, а там были мухи,-- так я их смела сегодня.

Тетя Маша при мне рассказывала об этом папа, и он вместе с ней совершенно искренно ахал и утешал ее. Ведь в том, что она три дня молилась на мух, греха не было, потому что она сама об этом не знала.

Другой характерный случай, рисующий отношения тети Маши к отцу, -- это подушечка, которую она ему вышила. Эту подушечку он всегда клал около себя, и до сих пор она лежит на его кровати в его комнате, покинутой им 28 октября 1910 года.

Когда отец в первый раз посетил тетю Машу в ее шамардинской келье, она рассказывала ему о том, как строго монахини соблюдают послушание. Ни одного шага, даже самого незначительного, ни одна из них не смеет предпринять без совета и благословения старца.

Отец возмутился тем, что монахини не живут своим умом, и полушутя сказал: "Стало быть, вас тут шестьсот дур, которые все живут чужим умом. Единственный среди вас умный человек, это ваша игуменья". (В это время игуменьей монастыря была слепая старуха мать Евфросинья, очень понравившаяся моему отцу за ее душевность и здравый ум.)

Тетя Маша запомнила эти слова Льва Николаевича и в следующий свой приезд в Ясную подарила ему вышитую по канве подушечку "от одной из шестисот шамардинских дур".

Отец в то время уже забыл о своей шутке, а когда тетя Маша ее ему напомнила, он сконфузился н сказал: "Это я очень дурно сказал тогда, -- это я был дурак, а вы все умные".

245

Отец очень любил тетю Машу и всегда чутко прислушивался к ее сердцу.

По мере приближения к старости чувство дружбы перешло в глубокую нежность, которой пропитаны все его последние письма к ней.

"Твой, чем старше становящийся, тем больше любящий тебя брат Лев", -- подписывается отец в одном из последних своих писем к ней в 1909 году 4.

"Твое письмо почти до слез тронуло меня и твоей любовью, и тем истинным религиозным чувством, которым оно проникнуто", -- пишет он ей в другом месте по поводу ее письма к Д. П. Маковицкому 5.

Понятно, что, когда отец решил навсегда покинуть Ясную Поляну, уйти "из мирской жизни, чтобы жить в уединении и тиши последние дни своей жизни", он не мог не приехать к тете Маше, которая одна только была в состоянии понять то, что он переживал, и могла вместе с ним поплакать и хоть немного его успокоить.

Вот как сама тетя Маша описывает свое последнее свидание с братом в письме к моей матери от 22 апреля 1911 года:

"Христос воскресе.

Милая Соня, очень рада была получить твое письмо; я думала, что, испытавши такое горе и отчаяние, тебе не до меня, и это мне было очень грустно. Я верю, что кроме того, что ужасно потерять такого дорогого человека, но что тебе очень тяжело. Ты спрашиваешь, какой я могла сделать вывод из всего случившегося? Как я могу знать из всего того, что слышала от разных людей, близких к вашему дому, что правда, что нет? Но я думаю, как говорится: нет дыма без огня, вероятно,-- было что-нибудь неладное?

Когда Левочка приехал ко мне, он сначала был очень удручен, и когда он мне стал рассказывать, как ты бросилась в пруд, он плакал навзрыд, я не могла его видеть без слез, но про тебя он мне ничего не говорил, сказал только, что приехал сюда надолго, думал нанять избу у мужика и тут жить. Мне кажется, он хотел уединения: его тяготила яснополянская жизнь (он мне это говорил в последний раз, когда я у вас была) и вся обстановка, противная его убеждениям, он просто хотел устроиться по своему вкусу и жить в уединении, где бы ему никто не мешал, -- так я поняла из его слов. До

246

приезда Саши он никуда не намерен был уезжать, а собирался поехать в Оптину и хотел непременно поговорить со старцем. Но Саша своим приездом на другой день все перевернула вверх дном; когда он уходил в этот день вечером ночевать в гостиницу, он и не думал уезжать, а сказал мне: "До свиданья, увидимся завтра!" Каково же было на другой день мое удивление и отчаяние, когда в пять часов утра (еще темно) меня разбудили и сказали, что он уезжает! Я сейчас встала, оделась, велела подавать лошадь, поехала на гостиницу: но он уже уехал, и я так его и не видала!

Не знаю, что между вами было; Чертков тут, вероятно, во многом виноват, но что-нибудь да было особенное, иначе Лев Николаевич в свои лета не решился бы так внезапно, ночью, в ужасную такую погоду, собравшись скоро, уехать из Ясной Поляны.

Я верю, тебе очень тяжело, милая Соня, но ты все-таки себя очень не упрекай, все это случилось, конечно, по воле божьей; дни его были сочтены, и богу угодно было послать ему это последнее испытание через самого ему близкого и дорогого человека..

Вот, милая Соня, какой вывод я могла сделать из всего этого поразительного и ужасного события! Как он сам был необыкновенный человек, так и кончина его была необыкновенная. Я надеюсь, за любовь его ко Христу и работу над собой, чтоб жить по Евангелию, -- он, милосердный, не оттолкнет его от себя!

Милая Соня, ты на меня не сердись, я откровенно тебе написала, что я думала и чувствовала, я хитрить перед тобой не могу; ты мне все-таки очень близка и дорога, и я всегда буду тебя любить, что бы там ни было. Ведь он, милый мой Левочка, тебя любил!

Не знаю, в состоянии ли я буду приехать летом на могилу Левочки; после его смерти я очень стала слаба, никуда положительно не хожу, только езжу в церковь, одно мое утешение. Приезжай к нам поговеть, открой свою душу старцу, он все поймет и успокоит тебя. Бог все простит и покроет своей любовью; припади к нему со слезами и увидишь, какой мир водворится в душе твоей: ведь на тебя нашло какое-то затмение! Это все была вражья работа! Прощай, будь здорова и покойна. Любящая тебя сестра.

Машенька

247

P. S. Живу я с одной монахиней, которую я никогда почти не вижу; она все ходит на послушании.

Где ты сама живешь, Соня, и какие твои дальнейшие планы? Где ты намерена жить и куда тебе всегда писать 2 У меня были по разу все твои сыновья (кроме Левы, и Миши), я им очень была рада; очень грустно, что я их больше не вижу. Соня Илюшина была; она очень была со мной мила".