Виталий Дмитриевский - Шаляпин в Петербурге-Петрограде

комнату к двери библиотеки. Так ходят по сцене знатные бояре...»

Шаляпин часто бывал и на Большой Монетной улице (ныне улица

Скороходова), где в семиэтажном доме №18 помещались редакция журнала

«Летопись» и издательство «Парус».

Редакция «Летописи» находилась на третьем этаже. В приемной рядом с

кабинетом Горького собирались писатели, публицисты, художники, которые

группировались вокруг журнала, — опытные писатели А. П. Чапыгин, В. Я.

Шишков, В. Я. Брюсов, М. М. Пришвин, А. Н. Толстой и молодые, среди

которых были Владимир Маяковский, Лариса Рейснер, Виктор Шкловский,

Сергей Есенин и другие. «Заходить в редакцию «Летописи» было просто и

приятно, — вспоминал впоследствии литератор П. Сурожский. — Здесь было

как-то особенно тепло и уютно. Шли сюда не только по делу, но и затем, чтобы

провести часок-другой среди товарищей, повидать, хотя мельком, Алексея

Максимовича, обменяться с ним хотя парой слов... Для многих «Летопись» была

первой литературной купелью и вместе с тем прекрасной школой. При редакции

образовалось нечто вроде литературной студии. Собирались по вечерам,

устраивали диспуты по вопросам искусства».

Горький в эти годы отдавал издательской работе много сил и времени,

каждый его день был расписан по часам: «У меня журнал, кроме журнала —

книгоиздательство, а кроме этого, я, точно деревенский колдун, должен принять

ежедневно не менее десятка разных людей, вчера же принял семерых дома, 16 в

редакции, в 7 часов заседал с Шаляпиным в одном из «лучших домов» за

роскошным обедом — невозможно отказаться, деловой обед! — в 9 — на другом

конце города в художественной комиссии». В письме II. А. Бунину Горький

восклицал: «Так хочется создать хороший литературный орган, так нужен он в

эти черные дни».

«Летопись» освещала самые насущные общественные проблемы времени.

Многие журналы и газеты в ту пору помещали на своих страницах

псевдопатриотические статьи, поддерживая всякого рода шовинистические

настроения. Журнал А. М. Горького был едва ли не единственным в стране

антимилитаристским органом. Горький писал К. А. Тимирязеву, что ему хочется,

чтобы журнал внес «нотку разума в кровавый ужас наших дней». Насколько это

было возможно в условиях цензуры, журнал разъяснял разбойничий,

грабительский характер империалистической войны и за это подвергался

нападкам буржуазной прессы. В невероятно сложные условия работы ставила

журнал и цензура. Военная цензура тех лет свирепствовала так, что, как писал

Горький, помещенные в журнале статьи из-за сокращений превращались в

ребусы и шарады.

В 1916 году отмечалась первая годовщина существования журнала. В

юбилейном вечере, который состоялся в редакции, принимал участие Шаляпин,

должен был выступить В. В. Маяковский.

С Шаляпиным Маяковский познакомился в Народном доме, за кулисами,

куда привел поэта писатель А. Н. Тихонов (Серебров). Тихонов вспоминал о

разговоре, который тогда произошел. «Вот бы написал кто-нибудь музыку на

мою трагедию («Владимир Маяковский». — Авт. ), а вы бы спели», — сказал

Маяковский и вдруг смутился. Шаляпин, видимо, что-то слышал о Маяковском,

скорее всего от Горького. Снимая парик (в этот вечер шел «Борис Годунов»), он

лукаво заметил: «Вы, как я слышал, в своем деле тоже Шаляпин?» — «Орать

стихами научился, а петь еще не умею», — пошутил поэт.

На Петроградской стороне, на Александровском проспекте (ныне проспект

Добролюбова), в доме №3, Жил музыкальный критик Вячеслав Гаврилович

Каратыгин. Шаляпин вместе с Горьким бывал у него дома. Каратыгин в те дни

был одним из самых независимых и образованных музыкальных критиков.

Человек огромной эрудиции, поборник современного искусства, он был одним

из организаторов в Петербурге музыкального кружка «Вечера современной

музыки».

Многие страницы творчества Каратыгина были посвящены Шаляпину. Они

отличаются глубоким профессиональным анализом лучших достижений певца,

тонким художественным вкусом. Его позиции в искусстве отличались

последовательностью и убежденностью. Как писал один из современников

Каратыгина, в нем не было «никаких метаний из стороны в сторону,

напряженных и беспокойных исканий в разных направлениях, кризисов,

переломов, отдельных сменяющихся периодов, переоценивающих наново только

что пережитое и продуманное», и в то же время не было «и успокоенности в тех

или иных как бы предусмотренных нормах».

Одна из родственниц критика вспоминала о ценной реликвии в квартире

Каратыгина — рояле, который был подарен ему Шаляпиным, Горьким и

другими художественными деятелями. Их имена были выгравированы на

крышке рояля.

* * *

Осенью 1915 года в многочисленных кинематографах в центре города, на

Невском проспекте, и Большом проспекте Петроградской стороны царил

ажиотаж. Петербуржцы смотрели новый фильм режиссера А. Иванова-Гая

«Дочь Пскова». В этом фильме Шаляпин впервые выступил как киноартист.

В ту пору, когда кинематограф был еще в основном развлечением толпы,

большие актеры относились к нему с некоторой опаской, а подчас и

предубеждением. Шаляпин принял смелое решение сняться в главной роли в

немом фильме режиссера А. Иванова-Гая. Казалось бы, парадокс — гениальный

певец и немое кино. Но Шаляпин, натура творческая, отнесся к кинематографу

без предвзятости и решил испробовать свои актерские силы в новом качестве.

Фильм ставился на основе либретто оперы Н. А. Римского-Корсакова

«Псковитянка». Роль Грозного — одна из коронных ролей Шаляпина. Именно с

этой партии, исполненной еще на сцене Русской частной оперы в 1897 году,

началось всеобщее признание певца. И вот спустя почти двадцать лет Шаляпин

возвратился к образу Грозного — на этот раз в кино.

«Помню, — писал впоследствии Шаляпин, — ставили по-домашнему, как и

полагается по тому времени: каждую сцену крутили всего один раз. Но все-таки

что-то пытались сделать: построили настоящую, а не декоративную избу,

поставили какую-то скачку, преследование...»

Те, кто знал оперу «Псковитянка» по сцене, не могли забыть первого

безмолвного появления Шаляпина — Грозного на коне. Певец славился как

замечательный мастер паузы. Такой прием внутреннего монолога Грозног-о он

пытался применить и в кино. Режиссеру же хотелось сделать фильм

действенным, динамичным, внешне эффектным. «Федор Иванович, — упрекал

артиста режиссер, — сцена должна длиться двадцать семь метров, а у вас вышло

сорок семь. Это скучно». Подобные замечания приводили Шаляпина, человека