Том Сегев - Симон Визенталь. Жизнь и легенды

Полицейский Карл Зильбербауэр был поначалу от должности отстранен, но под суд его так и не отдали, а когда шум затих, ему разрешили вернуться на работу, и битва за дневник Анны Франк на этом не закончилась. Отрицатели Холокоста продолжали утверждать, что он был сфабрикован, а Визенталь – с переменным успехом – продолжал с ними бороться. Однажды, например, он узнал, что издательство западногерманского газетного магната Акселя Шпрингера «Ульштайн», опубликовавшее дневник Анны, выпустило книгу Дэвида Ирвинга, где этот дневник был назван фальшивкой. В то время Ирвинг еще считался историком серьезным и в качестве отрицателя Холокоста себя не проявил. Визенталь написал Шпрингеру письмо, и издательство принесло извинения. В другой раз аналогичное заявление сделала одна из австрийских газет, и Визенталь предложил Отто Франку подать на нее в суд. Однако отец Анны удовлетворился принесенными газетой извинениями. Когда же через двадцать лет после инцидента в линцском театре неонацисты попытались снова сорвать спектакль по дневнику Анны Франк, Визенталь послал письмо австрийскому министру внутренних дел Карлу Блехе и потребовал принять против отрицателей «Дневника» меры. Однако из канцелярии министра, как и можно было ожидать, пришел вежливый, но ни к чему не обязывающий ответ.

Вскоре после того, как достигнутые Визенталем успехи сделали его имя широко известным, отношения между ним и руководством венской еврейской общины испортились.

Самым могущественным человеком в общине был ее директор Вильгельм Крелл. Визенталь знал его по концлагерям Плашув и Гросс-Розен, где они вместе сидели. Когда в Линце Визенталь остался без работы, Крелл помог ему перебраться в Вену, но Крелл был человеком властным, а Визенталю было очень трудно работать в подчинении у кого бы то ни было, и их дружба сменилась непримиримой враждой. «Все это может перерасти в публичный скандал, – прогнозировал возможное развитие событий один из сотрудников израильского посольства, – и чести это еврейской общине не сделает». Именно так в конце концов и произошло.

Визенталь утверждал, что в общине на него нападали из зависти. «Каждый мой успех вызывал у них зависть и делал их несчастными, – писал он. – Каждое упоминание моего имени в прессе их раздражало». Крелл, по его словам, установил в общине «режим террора», и ему удалось добиться от одного человека клятвенного признания в том, что Крелл планировал внедрить его в Центр документации в качестве платного шпиона. Также Визенталь утверждал, что Крелл был коммунистом и занимался незаконной торговлей золотом, а в его архиве хранится меморандум, согласно которому Крелл сказал послу ФРГ, что еврейская община Визенталя не поддерживает. Об этом, пишет Визенталь, узнали в Центральном управлении по расследованию нацистских преступлений в Людвигсбурге, и это нанесло ущерб его репутации.

Это не слишком приятная глава в истории маленькой общины, боровшейся за свое место в австрийском обществе, еще не полностью освободившемся от всепроникающего влияния нацизма, и не очень приятная глава в биографии Визенталя, принимавшего участие во всех этих разборках с таким эмоциональным пылом, который не могли остудить даже его первые успехи и известность в Америке.

В середине 1963 года еврейская община готовилась к выборам в органы самоуправления.

Визенталь создал новую организацию под названием «Ассоциация евреев – жертв нацистского режима», в которой было, по его словам, тысяча двести членов. Организацию финансировал один из богатых евреев Вены, и ее деятельность включала в себя, в частности, концерты идишской песни и вечерние лекции. Одним из выступавших был западногерманский прокурор Фриц Бауэр.

Израильское посольство считало, что Визенталь хочет стать президентом общины. «Борьба за власть в общине, – докладывал посол Израиля в Австрии Михаэль Симон, – ведется обоими лагерями яростно и грубо и сопровождается личными нападками – главным образом на президента общины, которого обвиняют в том, что во времена нацистов он вел себя крайне сомнительно, и, возможно, в этом есть доля правды».

Президентом общины был доктор Эрнст Фельдсберг. Визенталь распространил документ за подписью одного из людей Эйхмана, из которого явствовало, что в 1939 году Фельдсберг участвовал в селекции евреев, выселяемых нацистами в окрестности города Ниско на юго-востоке Польши – перевалочный пункт, откуда их отправляли на смерть. Это было самое ужасное обвинение, выдвинутое во время предвыборной кампании. «Судя по всему, – писал Визенталь, – венская община – это единственная еврейская община в мире, во главе которой стоит человек, занимавший административную должность во времена нацистского режима». Визенталь не утверждал, что президент общины сознательно принимал участие в уничтожении евреев, но в соответствии с «законом Визенталя», который он пытался ввести еще в Линце, требовал осуждать любую форму сотрудничества с нацистами. Он говорил, что во время своего пребывания в Израиле заметил глубокую пропасть между израильской молодежью и евреями диаспоры, и, по его мнению, это объяснялось тем, что европейские евреи сотрудничали с нацистами, а тот факт, что один из коллаборационистов еврейскую общину возглавлял, углублял эту пропасть еще больше.

На первый взгляд все эти споры носили характер вполне принципиальный, но на самом деле они почти всегда имели личную подоплеку и за ними скрывалась борьба амбиций.

Как и ранее в Линце, так и сейчас Визенталь утверждал, что руководители общины являются игрушками в руках Социал-демократической партии. «Еврейская община Вены, – писал он, – это раковая опухоль на теле еврейской жизни». Израильский посол в Австрии был с ним согласен. «Из всех еврейских общин, с которыми я успел познакомиться за время работы за границей, венская, несомненно, худшая из всех, как, впрочем, и ее лидеры», – докладывал он в Иерусалим.

Визенталь пытался заручиться поддержкой журналистов, депутатов израильского кнессета и Всемирного еврейского конгресса, но Нахум Гольдман вмешиваться отказался. «К этому вопросу, – писал Визенталь с явной неприязнью, – есть два подхода: эмоциональный, с уважением к мертвым, и политический. В политической сфере я с Гольдманом соревноваться не могу».

Своего апогея конфликт достиг несколько месяцев спустя, когда венская еврейская община захватила Центр документации.

Сначала Визенталю предложили удвоенную зарплату, но потребовали, чтобы он подчинялся руководству общины, однако он предпочитал уволиться. «Они хотели, чтобы я стал слугой Крелла», – писал он. Посол Израиля Симон его поддерживал. «Следует подчеркнуть, – докладывал он своему начальству, – что эта операция была проведена президентом и директором венской общины очень хитро и под демократической вывеской, но не очень умно». Он считал, что главы общины попросту не понимали, какой большой силой обладает Визенталь. «В качестве профессионального охотника за нацистами, – отмечал посол, – он сумел навести в Австрии ужас на очень многих людей, включая членов правительства, и у него есть свободный доступ ко всем министрам». Была, по его словам, у этой истории и подоплека политическая. Дело в том, что австрийской полицией командовал один из лидеров Социал-демократической партии Франц Ола, занимавший в правительстве пост министра внутренних дел, и именно он был виноват в том, что Карлу Зильбербауэру – полицейскому, арестовавшему Анну Франк, – было разрешено вернуться на службу в полицию вскоре после того, как Визенталь его разоблачил. Скандал с Зильбербауэром, писал Симон, причинил Ола большие неприятности, и он велел своим людям в еврейской общине Визенталя приструнить, «каковая просьба (или приказ) была его еврейскими лакеями немедленно выполнена». Визенталь отреагировал полной пафоса статьей под заголовком «Я обвиняю!». «С 1945 года, – писал он в статье, – я состою на службе только у своей еврейской совести, верности еврейскому народу и памяти о мертвых. Так будет и впредь».