Александр Панов - Искры революции

Но еще не успел управляющий отдать приказ, как к нему явился Чижек-Чечик.

— Господин Умов, на заводе снова листовки. В поселке ночью была стрельба, кто-то пел песни революционного содержания. Нарушители порядка разбежались, когда мы попытались задержать их.

— Значит, вы арестовали не главарей. Когда вы, наконец, поймаете этого Гузакова?

— Ищем, господин Умов. Но надо еще что-то предпринять.

Посоветовавшись с местными властями Чижек-Чечик решил предпринять меры для устрашения населения.

В воскресный день они созвали сход. Собравшиеся увидели на площади ряд виселиц и большой портрет царя Николая Второго…

— Братья и сестры! — громогласно обратился священник Жуков. — Да простит вам господь все прегрешения. Покайтесь в грехах своих, просите прощения у государя и целуйте крест. Поклянитесь в верности государю и миролюбии. Да будет воля господня и рассеется зло, затаенное вами против хозяев своих и великого государя.

— Кайтесь, православные! Петля для вас приготовлена! — крикнул кто-то из толпы, — Где царь, там и виселица! Долой самодержавие! Да здравствует политическая свобода! — неслось со всех сторон из толпы. То там, то тут произносились короткие речи. Ораторов заслоняла толпа, только слышались их гневные голоса. Из многих голосов выделился один, который симцы слыхали при каждой решающей схватке с местными властями. Это голос Михаила. Вот он крикнул:

— Все понятно, товарищи! Расходитесь!

Народ отвернулся от царского портрета, и потекла народная река по всем улицам поселка. Весь день в поселке негодовал народ: «Вздумали запугать виселицами, палачи! Да мы вас самих на виселицу вздернем!

Перепуганный Чижек-Чечик приказал немедленно убрать виселицы и царский портрет.

Умов неистово орал в своем кабинете:

— Какой безмозглый дурак выставил виселицы?!

— Господин Умов, я полагал, что…

— Что вы полагали со своей идиотской затеей?! Уходите отсюда, пока я не наговорил вам еще дерзостей!

Впервые Умов выгнал из своего кабинета Чижека-Чечика.

На другой день во всех цехах завода возникли короткие митинги. Ораторы не поднимались на станки. Они говорили в народе. Рабочие их укрывали от глаз мастеров и заводской администрации.

Во второй половине рабочего дня Мастера по цехам объявили приказ Умова:

«Хозяин отклоняет все требования рабочих. Приказываю:

1. Восстановить 12-часовой рабочий день и прежнюю заработную плату.

2. Возвратить на службу самоуправно удаленных Войткевича и других.

3. Отпуск леса и дров производить только по билетам и за попенную плату».

В ответ по заводу пронесся клич:

— Будем работать по девяти часов и ни минуты больше! Нет, господин Умов, по-вашему не будет! Бросай работу!

Большинство рабочих тотчас же ушли с завода. А на следующий день все пришли, но работали только девять часов. И так поступали ежедневно, несмотря на угрозы заводской администрации.

Умов снова вызвал карателей. Приехали тридцать казаков и двадцать стражников, которые надолго остались в Симе. Они теперь не распевали песен, а разъезжали но улицам и пороли каждого встречного, если тот не кланялся им, или не обнажал головы. Они избивали также тех, кто почему-либо оказывался на улице глубокой ночью.

Полицейские все чаще и чаще стали навещать завод. Но стоило им зайти на территорию завода, как об этом уже знали во всех цехах.

Обычный зимний вечер. В долину со стороны, не защищенной горами, ворвался сильный ветер. Он вихрем понесся по улицам поселка, останавливая встречных.

Юноша свернул в переулок и скрылся. Он перешел на другую улицу и остановился у дома с тремя освещенными окнами. Высокий, острый карниз. Чердачное окно с застекленной рамой. Тесовая крыша. Две трубы. Ворота тесовые с карнизом. Подворотня с лазом для собаки. У калитки большая кольцеобразная ручка. Окна подняты выше среднего человеческого роста, без ставней.

Все приметы сходятся. Нужно проверить еще одну. Юноша слегка кашлянул. Тотчас в подворотню высунулась собачья морда с белой полосой на черном носу.

Юноша поднял руку и легонько три раза с перерывами постучал в стекло.

Через минуту во дворе послышался мужской голос:

— Барбос, пошел на место! Кого бог послал?

— Ангела с того света.

— Каким путем?

— С попутным ветром.

— Кого надо?

— Доброго хозяина, который бы согрел ангельскую душу.

— Милости просим.

Калитка открылась. «Ангел» вошел.

Хозяин открыл сени и весело крикнул:

— Миша! Зажигай свет, к тебе гость.

Чиркнула спичка, загорелась керосиновая лампа.

— Ба! Вот это гость!

Михаил обнял пришедшего и крепко расцеловал. Хозяин улыбнулся и вышел.

— Здесь надежно? — спросил гость.

— Вполне.

— Тогда не будем терять время. Пригласи верных людей. Надо оформить дружину и избрать совет.

Михаил вышел в сени, позвал кого-то из передней избы, поговорил и возвратился к гостю.

— Ну, раздевайся, садись за стол. Вот тебе горячий чай, сахар, шаньги. Кушай и рассказывай все новости.

— Пожалуйста, только чур меня не тискать, а то задушишь от первой же новости. Тебе привет от Веры Кувайцевой.

— От Веры?! Где она?

— За границей. Выслали. Известно от нашего товарища, вернувшегося из Швейцарии. Он все узнал от брата Веры Григория Кувайцева.

— Да-а. Не видать мне больше Верочки.

— Ну нет. Теперь, пожалуй, более вероятна встреча. Там хорошо работают наши товарищи, умело переправляют большевиков обратно в Россию.

Беседа друзей была нарушена приходом младшего брата Гузакова.

— Миша, ребята собрались в Народном доме, ждут твоего приказа.

— Молодцы. Петя, позови их сюда. Только пусть соблюдают осторожность и пикеты расставят.

— Слушаюсь, — по-военному ответил Петя и юркнул в дверь.

Через несколько минут в избе появились табуретки, скамейки. На столе — бутылки, рюмки, закуска, ножи и вилки. Вскоре пришли и «гости». С гармошкой, балалайкой, веселые, раскрасневшиеся от мороза «гости» приветствовали Михаила и незнакомца.

— Раздевайтесь, дорогие гости, присаживайтесь за стол. Все собрались?

— Все, кроме арестованных, — ответил Петр.

— Товарищи, — обратился к собравшимся Гузаков, — к нам из Уфы приехал товарищ Кадомцев Михаил. Это один из организаторов боевых дружин, член нашей партии, исключенный из кадетского корпуса за революционную работу. Он — знаток военного дела, — сейчас расскажет нам… Впрочем, это он сам скажет. Пожалуйста, Миша.

Михаил Кадомцев.

Из-за стола поднялся ровесник Гузакова, смуглолицый юноша с едва пробивающимися усиками. Он поправил пышные темно-каштановые волосы и сказал: