Александр Панов - Искры революции

— Нет, кровопийцы, любовь сильнее смерти! Я не дам вам своего Мишу на растерзание. Вы не имеете права! Даже смертникам даруют жизнь, если девушка хочет стать его женой.

Вера взглянула на фотокарточку Михаила, подаренную при расставании в Симе, положила с ней рядом свою. «Вот, видишь, этот наряд. Я сейчас так и оденусь». Она надела белую вышитую кофточку, зеленую, длинную клетчатую юбку, передник с лепестками вышитых роз, красную жилетку, бархатный пояс, блестящие разноцветные бусы и в густые черные волосы вплела цветы.

Вера Никитична Кувайцева (фото 1905 г.).

В назначенный час Вера подошла к тюремным воротам. Ее наряд и просьба пустить в тюрьму изумили тюремную стражу. Стража немедленно провела красавицу к начальнику тюрьмы.

— Господин начальник, я Кувайцева Вера, гражданская жена Михаила Гузакова. В назначенный мне срок пришла сюда за тем, чтобы совершить обряд венчания в тюремной церкви с моим дорогим мужем.

Вера сказала это с такой нежностью, такой теплотой, что, казалось, будь лед на месте начальника и тот бы растаял от такого тепла.

Но бессердечный тупица сказал:

— Госпожа Кувайцева, вы немного опоздали. Ваш муж этой ночью повешен!

— А-а! — крикнула Вера и упала без чувств.

Три месяца она пролежала в больнице без языка, не смогла произнести ни одного слова. И когда к ней вернулась способность говорить, первым ее словом было: «Миша!», а за ним снова слезы.

Что же случилось с Мызгиным Иваном? Почему он не выполнил задание партии по освобождению Гузакова?

В Златоусте на нелегальной квартире Ивана ночью схватила полиция. Не успел он осмотреться в полутемной камере, как его вывели на допрос к приставу.

— Ну-у-с, молодой человек… — сказал пристав, — так как же твоя фамилия?

— Чего изволите? — переспросил Мызгин.

— Прозвище как? Притворяешься?

— А, прозвище! Калмыков Яков Семенович, стало быть.

— Та-ак… Калмыков, Яков Семенович «стало быть», — передразнил пристав. — И родом ты из… — он снова заглянул в паспорт. — И родом ты из Вятской губернии, конечно?

— Так точно, ваше благородие, Котельнического уезда.

— Ну что ж, память у тебя хорошая. Долго зубрил?

— Не понимаю я ваше благородие… не ученый…

— Не понимаешь? Не ученый? Ты что же, меня за дурака считаешь?! Сам дурак! Ты Мызгин Иван Михайлович, по кличке «Волков Петруська». Прибыл ты сюда из Уфы. Ты — член боевой организации. Говори, зачем приехал в Златоуст.

Симские боевики на каторге: Зайцев Г. А., Салов А. Ф., Харьков В. Я., Чевардин А. А., Ширшов И. П., Марков И. П., Гузаков П. В. (фото из жандармского архива).

Мызгин молчал.

— Ну?!

— Ничего не знаю, што вы сказали, ваше благородие. Какой такой «ганизации»? Ничего не знаю.

— Не знаешь, значит? — зловеще сказал пристав и, встав из-за стола, подошел вплотную к Ивану. — Сейчас узнаешь!

Трах! Мызгин получил увесистый удар по щеке… Еще, еще…

— Ну, может, теперь знаешь?!

Мызгин молчал.

— А ну, — приказал пристав полицейским, — дайте ему как следует…

На Ивана обрушился град ударов. Иван свалился на пол. Его подняли, встряхнули и усадили на стул.

— Ну, теперь скажешь, зачем приехал в Златоуст? Кто в Златоусте еще состоит в боевиках? А? Скажешь?

— Ничего я не знаю, ваше благородие, — продолжал твердить Мызгин. — Я Калмыков Яков Семенович.

Реакционная пресса торжественно объявила о казни главарей симского бунта — Гузакова Михаила, Лаптева Василия, Кузнецова Дмитрия — и наказании бунтовщиков.

В Симе вновь завыл гудок в неположенное время. Рабочие вышли из цехов. На улицы поселка высыпал народ. Десять минут гудел гудок. Все, обнажив головы, стояли молча. С того дня на Списком заводе стало еще больше сочувствующих большевикам.

В уфимской тюрьме из симцев оставались только несовершеннолетние — Петр Гузаков и Александр Лаптев.

Петр тяжело пережил казнь брата — по ночам почти не спал, а во сне бредил, кричал — звал Михаила. В течение года он не отвечал на вопросы тюремной администрации.

Он превратил пол и стены своей камеры в «коммутатор», соединяющий камеры всей тюрьмы.

— Я Дьяволов, — осторожно стучал в пол Петр, взяв себе кличку брата, — слушайте меня, слушайте. Этой ночью убежали из тюрьмы двое. Значит, есть такая возможность! Какие у вас новости?

— За побег уволили надзирателя и сменили наружную охрану, — ответили Петру.

Друзья по камере оберегали Петра во время переговоров, наблюдали за волчком, но иногда увлекались новостями, добытыми Петром, и забывали про волчок. В один из таких моментов неожиданно открылась дверь камеры. В дверях появился незнакомый надзиратель. Он постоял, внимательно посмотрел на всех, улыбнулся и вышел, не закрывая дверь. Через минуту в камеру втолкнули человека в арестантской одежде. Он упал. Дверь с шумом захлопнулась. Новичок поднялся. Все увидели у него на руках и ногах цепи, которые замысловато были соединены.

— Иван! — с криком бросился Петр к новому заключенному.

— Петя! — ответил Иван и шагнул навстречу Петру.

Петр обнял Мызгина и разрыдался.

Иван Михайлович Мызгин в кандалах (фото из жандармского архива).

— Петя, милый, успокойся, — утешал младшего Гузакова видавший беды Иван, — ну полно же…

Петр рассказал Мызгину о трагической ночи.

— Я сам видел, как палачи вели на смерть брата… Я слышал его наказ продолжать борьбу за рабочее дело… Перед тобой, как самым близким другом брата, клянусь! — всю жизнь отдам за дело, за которое боролся мой брат…

Эта встреча растрогала всех заключенных. Одни плакали. Другие метались из угла в угол, стиснув зубы и сжав кулаки. Тяжело вздыхая, Иван упрекал себя:

— А я, дорогой Петя, оказался простофилей, не сумел уберечься от полиции, сцапали. А ведь мне было поручено спасти Михаила… Всю жизнь не прощу себе того, что не смог спасти своего незабываемого друга… Послушай, Петя. Здесь меня удивил ваш надзиратель. Он как-то многозначительно подмигнул мне, когда вел в вашу камеру. Ты не знаешь его?