Степан Выскубов - В эфире Северок

Ушел я из штаба в приподнятом настроении, хотя внутренне волновался. Выбрасываться ночью в тыл врага я почему-то не боялся. Самое главное было не попасть в населенный пункт, занятый фашистами. Но ведь меня должны выбросить в лес, так что нет нужды переживать, утешал я себя.

Стал собираться в путь-дорогу: проверил рацию - все оказалось в порядке; переговорил с Григоряном - он обрадовался, что идет со мной на задание. А мы ведь - две противоположности по характеру! Он - южанин: горяч, вспыльчив. Я - сибиряк: хладнокровен, медлителен. Но напорист - что задумал, выполню.

На другой день были, дождь со снегом. Ночь наступала непроглядная, черная. Погода нас огорчала: неужели не полетим? Однако командование считало - в самый раз!

В двадцать часов выехали на аэродром. Как всегда, с нами приехал лейтенант Чижов. Вскоре появились начальник разведотдела фронта и комбат с комиссаром. Подошли к нам, поздоровались.

- Это передадите товарищу Мокроусову. Он командует партизанскими отрядами Крыма, - сказал батальонный комиссар и отдал мне пакет. - В случае чего - уничтожить.

- Будет сделано!

Мы начали готовиться: надели снаряжение, оружие, парашюты.

- Ну а патроны и сейчас прихватили? - улыбаясь, спросил командир батальона. И тут же начал рассказывать начальнику разведки о том случае перед рейдом в Крым. Посмеялись...

Экипаж занял свои места в кабине и ждал, когда мы поднимемся в самолет.

- Ни пуха ни пера. Будьте осторожны там! Берегите себя, - напутствовал нас Капалкин. - Помните, от четкой, бесперебойной связи будет во многом зависеть успех наших войск. Надеюсь, вы сделаете все, что зависит от вас. До встречи на Большой земле... - И он поочередно обнял нас, поцеловал.

Попрощались мы с комбатом Няшиным, комиссаром Яковлевым, лейтенантом Чижовым и вошли в самолет. Взревели моторы, поднялись мы в воздух, и сразу же все, что было на земле, стало казаться сном.

* * *

Через несколько часов полета мы снова вернулись на свой аэродром: летчики объяснили, что не смогли пробиться через заградительный огонь врага. Не повезло нам и на второй раз - возвратились с изрешеченными плоскостями. Наконец в ночь на 25 марта сорок второго года наш ТБ-3 снова поднял нас в воздух, и мы полетели.

Не знаю, сколько прошло времени, когда вокруг нашего самолета начали рваться снаряды. Машину бросало из стороны в сторону, качало, но она продолжала идти по курсу. Вспышки от разрывов снарядов сопровождали нас до тех пор, пока мы не удалились от линии фронта.

И вот из пилотской кабины вышел командир корабля:

- Ну как вы? Живы? - спросил он. - Через пятнадцать минут будем у цели.

Время не шло, а летело. Казалось, почти тут же над пилотской кабиной загорелась лампочка. Пора... Командир корабля подал команду приготовиться и открыл дверь - нас обдала струя холодного ветра. Летчик обнял неуклюжего, обвешанного со всех сторон снаряжением Николая и подтолкнул его к двери.

- Пошел!

Григорян несколько секунд стоял у гудящего ветром проема, как бы раздумывая. Потом резко шагнул и скрылся в клокочущей бездне. Ночь будто проглотила его: у меня мурашки пробежали по спине. Да, не просто это оторваться от самолета и ринуться в чернеющую пропасть, где тебя, возможно, поджидают штык или пуля...

- Удачи! - крикнул мне на ухо командир корабля и прижался своей щекой к моей. - Ни пуха!..

Я протиснулся в дверь и бросился в черноту ночи. Когда парашют раскрылся, начал искать глазами Григоряна. Но его купола так и не увидел. Приближалась земля. И вот мой парашют накрыл сосны. От меня, повисшего на деревьях, до снежного покрова было не менее трех метров!

Осмотрелся, прислушался. Ритмичный гул самолета таял, угасал. Кругом тихо, тихо... Снять парашют было невозможно, и я, перерезав стропы, рухнул в сугроб. Когда выбрался, спрятал запасной парашют и чехол главного, снова прислушался. Но кроме едва-едва уловимого гула нашего самолета, ничего слышно не было.

"Где же Николай? Куда его отнесло?" - тревожно мелькнуло в голове. Подал условный звуковой сигнал. Стою, слушаю. Тишина... Опять кричу филином. Ничего!

Наконец где-то далеко-далеко слышу такой же звук. Кто это? Неужели Григорян оказался там? Еще раз сигналю. Теперь отозвалось в другой стороне. Иду на звук. Нет, не иду, а ползу по пояс в снегу метровой толщи. Но снег мягкий, пушистый... И белый-белый.

Продвинулся немного, остановился и опять подал сигнал. На этот раз слышу ответ слева, справа и сзади. "Что за чертовщина? - думаю. - Куда же мне идти?" Повернул почти назад, бреду, проваливаясь в сугробах. А ответное ауканье то в одном, то в другом месте раздается. Будьте вы неладны, филины! Совсем уморили меня...

Не стал я больше прислушиваться: понял, что бесполезно. Иду. И вдруг след. След человека, свежий... Только что кто-то прошел. Бреду по нему. А он петляет между деревьями: то повернет вправо, то круто завернет и идет почти назад... Наконец понял, что напал на свой собственный след, в котором есть начало, а конца, естественно, нет.

Зло меня взяло, что столько времени ушло напрасно, да и устал изрядно. Выбил я ногами в сугробе яму, залез в нее, закурил. Сразу же разморило меня и начало клонить в сон.

"Нет, спать нельзя! - приказываю себе. - Не раскисать! Крепиться!" Превозмогая усталость, с трудом выбираюсь из ямы и, проваливаясь в сугробы, плетусь дальше. Сигналы уже не подаю - пустое дело!

Всю ночь колесил я по лесу в поисках Григоряна. У него же радиопитание, без которого моя рация глуха и нема. На рассвете спустился с перевала и увидел разбросанные по пригорку дома. Остановился, привалился к дереву, наблюдаю.

До крайнего дома - не более трехсот метров.

В центре деревни обоз, у подвод суетятся солдаты. "Немцы, - понял я. Ну и занесло! Заметили меня? Вроде нет..." Я ощутил, как по разгоряченному от ходьбы телу пробежал холодок, и плотнее прижался к стволу дуба.

Сквозь оголенные редкие деревья все хорошо просматривалось. Но меня действительно не заметили. Взяв автомат на изготовку, я начал потихоньку отходить. Когда дома скрылись за перевалом, остановился, сел на снег под толстой корягой, стал закуривать. И вдруг вдалеке, в стороне, увидел трех немцев: они, видимо, были в засаде и теперь возвращались в деревню.

Прижался к коряге, наблюдаю. Каратели идут беспечно - до меня доносятся глухие обрывки их разговора. Когда они скрылись за перевалом, я по собственному следу зашагал назад, к месту приземления. И снова начал колесить по лесу...

* * *

На другой день, где-то около двух часов, издали заметил, как в мою сторону бредут два человека. "Неужели снова немцы?" - тревожно подумал, всматриваясь. Шли люди, приглушенно разговаривая, винтовки за спинами. Один в кожушке, другой в шинели и шапке-ушанке. По виду вроде бы партизаны, а там кто его знает! Может, и немцы переодетые.