Александр Житинский - Дневник maccolita. Онлайн-дневники 2001–2012 гг.

Я порадовался возросшему благосостоянию трудящихся.

Жена и дочь быстрым шагом устремились по песчаному пляжу куда-то вдаль вдоль кромки моря, а я быстро ходить уже не умею и стал неторопливо расхаживать по улочкам мимо особняков, дивясь красотам их архитектуры. Но это отдельная тема.

Улочки были пустынны, ибо здесь обычно не ходят ногами, а передвигаются на колесах.

Как вдруг мне встретился паренек лет двадцати, невысокий, щуплый, с типично азиатским лицом. Видимо, таджик или узбек.

– Началник, батарейка сел, звонить надо, – обратился он ко мне.

– Не понял, – сказал я.

– Телефона, телефона! – запричитал он. – Здесь друзья встретиться надо. Батарейка сел, телефона молчит! Началник, дай телефона позвонить.

И он указал на висящий у меня на груди коммуникатор стоимостью тысяч двадцать рублей. С GPS-навигацией.

– Какие еще друзья? – недовольно спросил я.

– Здесь, друзья здесь где-то! Не знаю, где друзья. Позвонить надо. Встретиться надо. Дай телефона минуту, – тараторил он с диким акцентом.

«Интересно, какие у него могут быть здесь друзья? – подумал я. – Здесь даже у меня друзей быть не может, в этом холодном царстве особняков с электронными ключами шлагбаумов».

– Батарейка, ипёныть, села! Заряжал утром, ипёныть! – горестно восклицал он, потрясая своим Самсунгом.

Он вряд ли понимал значение слова «ипёныть». Да и я не сразу догадался.

«Ага, дам тебе телефон, а ты с ним дёру!» – подумал я.

Но мне стало стыдно этих мыслей. Мне стало жаль этого щуплого таджика, потерявшегося в чужой холодной стране. Вдруг он просто гастарбайтер и потерял дачу, где они с друзьями настилают итальянский мрамор в сортире?

Я снял с шеи висевший на шнурке телефон и протянул гастарбайтеру.

– Звони.

Глаза его блеснули. Он схватил телефон.

– Спасиба, началник! – и он дунул с моим коммуникатором вдоль по улице, свернул в боковую и скрылся из глаз. Только его и видели.

Мне было жаль телефона, не скрою. Тем более мы сговорились с женой созвониться, когда они закончат прогулку. Значит, будет созваниваться уже с ним. Ипёныть.

Я походил еще минут пять, успокаиваясь.

А потом подумал: ну и черт с ним! Я поступил, как мне положено, в соответствии со своим характером и воспитанием. Потому что я привык доверять людям. А он как хочет. Пусть этот маленький Ипёныть покажет коммуникатор своей многочисленной родне на Памире, пусть они там запустят GPS-навигатор, который безошибочно определит их положение на крыше мира в глубокой жопе.

И мне стало радостно за них и за себя.

Это, как вы понимаете, была художественная проза. Или художественный свист, кому как нравится.

На самом деле я повернулся и зашагал в противоположную сторону, буркнув:

– Не имею возможности.

Почему вырвалась такая дикая формулировка – не знаю. Возможность я имел. А вот желания не было.

– Началник, пожалуста! – крикнул он мне вслед жалобно.

– Нет! – отрезал я.

Потом мне было стыдно. Я сохранил коммуникатор, но не сохранил себя. Не по-русски поступил, иными словами. Поступил, как жлоб.

Мне действительно было стыдно, что я не дал ему позвонить.

Мы изменились, ипёныть. Мы сильно изменились.

Не по-русски изменились.

Вы знаете, я Козерог по знаку Зодиака.

То есть отличаюсь упорством и терпением. И я вновь и вновь возвращаюсь к этой одиозной теме не для того, чтобы вас убедить, а для того, чтобы максимально прояснить свою позицию.

Вот послушайте. Наиля, возвратившись из Штатов, много всего рассказывала, но меня не было. Жена кое-что пересказала. В частности, к нашим разговорам о национальном – такое.

На каком-то чтении нашему прозаику, входившему в состав группы, американцы закатили скандал, потому что у него один из героев рассказа был назван «толстый араб».

Во-первых, дискриминация по весу, так сказать. Полные люди ничуть не хуже типа.

Во-вторых, араб! Не араб, а египтянин, допустим. Какой нах араб??

То есть их хваленая политкорректность дошла до того, что они, услышав слово «араб», больше ничего не слышат и могут только кричать о политкорректности.

Теперь возьмем старого Массу с его рассказом про украденный телефончег.

Между прочим, это быль. Встретившийся мне паренек был таджик. Я так и написал «таджик». И довольно неумело воспроизвел его акцент.

То есть, когда я вижу шкаф, я пишу «шкаф», а не «предмет для хранения одежды», как какие-нибудь американцы.

Ничего унизительного или отталкивающего в моем описании таджика не было.

Но определенная часть публики, услышав слово «таджик», тут же принялась обвинять меня в шовинизме.

Да, это мог быть русский гопник. И я тоже не дал бы ему телефон. Или юноша приличного вида, Гарри Поттер в очках. И я дал бы ему телефон, но исход мог быть тот же.

Играла ли роль в моем решении – давать или не давать – национальность встреченного паренька?

Увы, играла. Но небольшую. И все же.

А раньше, лет 25–30 назад, не играла бы нисколько.

Почему я и написал, что мы изменились «не по-русски», что тоже вызвало злобу и насмешки.

Видите ли, я смотрел в детстве такие бесхитростные фильмы, как «Цирк» и «Свинарка и пастух». И «Семеро смелых», кстати. Мой интернационализм, который ранее ошибочно называли пролетарским, воспитан с пеленок. И не вам, господа, учить меня национальной толерантности.

С огромным удовольствием посмотрел фильм Алексея Архипова «Концерт группы “ПАПЕРНЫЙ Т. А. М.” в клубе “Китайский летчик” 13 марта 2004 г.»

Паперного я слушаю не так давно, года полтора, но слушаю довольно часто. Но лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

Тем более что снято прекрасно.

Он создает удивительно обаятельный сценический образ, простой и доступный, без всякой рисовки, без понтов, но зато с настоящим драйвом. Мало кто у нас умеет так искренно петь о любви и счастье. Песня о любви – что это такое? А это мальчик купил своей девочке сапоги и несет их ей, прижимая к груди. Или двое дерутся в туалете до крови и поют «Любимая!». Или старуха, танцующая «на фоне вокзала». И о счастье, и о любви, с едва уловимой иронией.

А «Гори, гори моя звезда»?

Мне кажется, Лёша Паперный (уж позвольте его называть так) в наше время, когда не стыдно признаваться в мизантропии (а признаваться в этом должно быть стыдно, понимаете?), когда принято даже гордиться ею, повстречать художника, который так неприкрыто любит людей, не декларируя это, не выкрикивая лозунги типа: «Люди, я любил вас, будьте бдительны!», а просто поет с такой душевной открытостью – это большая удача.

Спасибо ему. Он настоящий.

И ложка дегтя. Не в бочку Паперного. А в нашу дурацкую бочку «культурки».