Александр Житинский - Дневник maccolita. Онлайн-дневники 2001–2012 гг.

Прощай, Тоня. Светлая память.

Вчера в клубе был вечер поэтессы Аллы Горбуновой.

Онлайновой трансляции, как было задумано, не получилось, но видео снято и выложено.

Прошу обратить внимание на два последних клипа, когда дело едва не дошло до мордобоя.

Это мне понравилось, я вообще за то, чтобы поэты били друг другу морды. Это в национальной традиции.

Я не присутствовал, посмотрел только видео. Со стихами Аллы прежде знаком не был.

Первое и, может быть, поверхностное впечатление – образованная, культурная, литературоцентричная девушка, которая хочет быть «в контексте», и ей это удается (премия Дебют).

Стихи в целом «филологические» и поэтому для меня скучные.

В традиционной силлаботонике воспринимаются лучше, но таких стихов меньше, они немодны, а моден некий полуверлибр с претензией на глубокомыслие.

Но для глубокомыслия нужны как минимум мысли.

Девушка приятная, способная, но есть в ней что-то ученическое. Начальная школа им. Дм. Кузьмина. Поэтому мечты о фаллосе, процитированные Либуркиным и едва не стоившие ему жизни, выглядят несколько комично.

Не подумайте, Бога ради, что я против вечеров таких поэтов в Центре. Пусть расцветают все цветы, как говорится.

Но наши цветы пусть расцветают махровее.

Кто страдает бессонницей, может посмотреть в 0.20 по НТВ нашу беседу с Татьяной Никитичной и Дуней Смирновой, записанную в начале сентября.

Когда я приехал с записи, жена спросила:

– А ты сказал Дуне, что она у тебя фигурирует в твоей детской повести?

Господи Боже! Я об этом совсем забыл!

Сам рассуждал о том, как нехорошо живых людей под их реальными именами вставлять в прозу, а сам много лет назад сделал это с Дуней Смирновой!

Но расскажу по порядку.

Это было году в 1984–1985-м примерно. Я писал по просьбе журнала «Искорка» фантастическую повесть «Хранитель планеты» и посвятил ее моему тогдашнему племяннику Валерке Панюшкину, которому было лет 12–13. Я все свои детские вещи посвящал своим детям, а эту вот – племяннику. Тогдашнему, потому что он двадцать лет как не племянник, после того как я развелся с его родной тетей, но продолжает быть двоюродным братом моей дочери Саши.

А Валерка учился с Дуней в одном классе и много о ней рассказывал. Она уже тогда была заметной личностью.

И вот я ее вставил в повесть под ее реальным именем, никак не догадываясь о ее звездном будущем.

Надо было ей, конечно, сказать, да еще и подарить переиздание повести, которое только что вышло в Детгизе.

Но я забыл.

Кто хочет, может прочитать 2 главы о Дуне Смирновой из повести «Хранитель планеты» («Визит вежливости», СПб. Детгиз, 2008, илл.)

Он сыграл.

Когда я пришел, он был не в настроении, всё ему не нравилось. Зал, инструмент, публика.

Он сел пробовать рояль и сыграл минут десять совершенно великолепно.

Потом я увел его в отдельную комнатку нашей бухгалтерии, где никого не было.

– Ну вот, вы же сыграли замечательно!

– Я играл для вас. Для них я так не сыграю.

– Сыграете!

– Я должен остаться один.

Я ушел смотреть его записи вместе со всем полным залом.

Пришел снова.

– Как они слушают?

– Затаив дыхание, – сказал я. Это была правда.

– Я подумаю. Я не хочу сейчас говорить.

Я снова его оставил.

Наконец записи кончились. Я вошел к нему и сказал:

– Олег Николаевич, вас ждут.

Он поднялся и пошел сквозь ряды, бормоча что-то типа: «Сколько их тут, зачем… Я не хочу им играть…»

И сел-таки за рояль. На голове – наволочка, грязноватая.

Сначала просто гаммы – расходящиеся, сходящиеся. Потом начал постепенно разыгрываться. Появилась тема. Что-то не понравилось в клавиатуре.

– Механика неисправна, – пробормотал на ходу. Потерял настроение, встал, ушел.

Публика несмело аплодировала.

Я последовал за ним.

– Олег Николаевич, было замечательно.

– Нет-нет, я же знаю. Я вам играл лучше.

Посидел, подумал.

– Я попробую еще.

Вышел уже в наполовину ушедший зал. Сел и заиграл снова. Ту же тему, но теперь к нему вернулось вдохновение.

Проводили его уже бурными аплодисментами. Ушедшие вернулись.

Потом сказал: «Ну вот, сейчас было гениально».

Я очень его люблю. Он нисколько не притворяется. Мешок на голове – это чтобы не видеть нас, не видеть зала, не видеть клавиатуры. Смотреть только внутрь себя, откуда возникает эта мощная и совершенно неожиданная музыка. Она транслируется. Он проводник. Бывают моменты, когда я полностью в ней растворяюсь. Я могу посмеиваться над ним, но это ничего не значит. Я понимаю, что мне посчастливилось столкнуться с чистым гением.

Я прощаю ему всё. Он ребенок Бога, простите за высокопарность.

Потом уже ему вдруг вздумалось рассказать немного о своем быте. Это ужас натуральный. Но не здесь и не сейчас.

Таких людей надо просто кормить, обихаживать, давать им возможность жить и играть. Ему нужно совсем немного.

Он спит на рояле в своей квртирке на 15-й линии, где не течет вода и сыплется штукатурка. А в Комарове у него живут бесплатно два белорусских гастарбайтера.

Он питается бананами.

А ведь как просто, казалось бы, стать актуальным музыкантом. Надел мешок на голову, на ноги кеды, и бьёшь кулаком по клавиатуре.

То – да не то. Бога в мешок не упрячешь.

Недели три назад, в воскресенье, выдалась прекрасная осенняя погода и мы отправились на машине за город погулять. Доехали до Сестрорецка и повернули к заливу. Я давно не был в этих местах и изумился расцвету индивидуального строительства. По обеим сторонам дороги за высокими сплошными заборами – то каменными, то железными – стояли роскошные особняки. Некоторые улицы поселка были перегорожены автоматическими оранжевыми шлагбаумами в полосочку. По улочкам, мягко шурша шинами, неторопливо раскатывали мерседесы.