Александр Мамалуй - Военный дневник (2014—2015)

На обеих позициях лежали радиостанции и тепловизоры, правда, не очень хорошие — наш теплак был лучше.

Ваню Лесика Рэм-правосек подбил идти в разведку. Ну, Ваню на такое дело не надо долго уговаривать. Влад, со своей бесшумкой, прикрывал их путь отхода.

В эту ночь было относительно тихо: в направлении метеостанции постреливал сепарский «Утес» да посвистывала изредка излетная «стрелковка». Часто выстрелов не было слышно, только вдруг: дзынннь! — ударила по радиолокационной вышке пуля! Дзынннь! — еще одна! Звяк! — а это, похоже, 12,7 прилетело. Бум! — пуля вошла в кабинку…

На фоне светлого зимнего неба отчетливо виднелся новый терминал. На его крыше мерцал какой-то огонек. Где-то там сейчас пытается уснуть, или наоборот, всматривается во тьму разведчик Ваня Мирошник…

Ваня-лейтенант сходил с Рэмом в разведку с пользой. Полазили, посмотрели нарытые сепарами туннели северо-восточнее метеостанции, потом пошли к разбитому бензовозу, смотреть, где стоят сепарские танки.

Первую ночь я спал в штабной комнате. Ну, как спал: там особо не поспишь, все время люди шорхаются, да и второй раз ночью нужно было на позицию заступать. Пацаны облюбовали комнату в конце здания, но ее еще предстояло привести в порядок.

На следующий день стало стремительно холодать.

Когда я сейчас смотрю в Интернете погодные архивы, вижу, что последующие три дня — с 6 по 8 января 2015 года, были аномально холодные для той, аномально теплой, зимы.

В 2014–2015 годах под Донецком большинство зимних дней были с плюсовой температурой. И только в эти три дня нашей смены температура падала до минус 28 с ветром.

Холод в чистом поле был лютый. Я надевал две шапки сразу — флисовую и вязаную. И все равно не уберегся: к исходу 7 января заболел…

Утром 6 января я помог пацанам дооборудовать нашу комнату. Она была совсем малюсенькая, но мы смогли обустроить там четыре места на высоких столах-топчанах. Пятое спальное место представляло собой перевернутый шкаф-пенал. Человек на нем полностью не помещался, ноги приходилось подгибать.

Пробив дыру в потолке, вывели буржуйку, навесили дверь.

На метеостанции всего было полно: еды, воды, боеприпасов. В коридоре стояли печки-буржуйки, лежали вязанки дров, охапки «Агленей» [31] Ручной противотанковый гранатомет РПГ-26. , выстрелы к РПГ-7, ящики с патронами. Был заполнен боеприпасами и окоп на «Кабине». Отдельный окоп, тоже перекрытый плитой, был вырыт во дворе. Там хранились гранатометы, гранаты, ракеты ПТРК.

Были на Метео и ПТРК «Фагот», и СПГ-9, и два АГС-17. За забором ждала своего часа пара МОН-50, провода были выведены в электрощитовую.

Вообще, с минами на метеостанции дела обстояли неважно. В штабной комнате на маркерной доске была нарисована примерная схема периметра и сооружений. На этой схеме, опять же примерно, были указаны места постановки растяжек и довольно точно — МОНок.

Повторюсь: единого командования не было. И разные подразделения по-разному ротировались. Поэтому, о том кто, когда и где именно за забором ставил растяжки, защитники метеостанции имели весьма смутное представление.

Ваня тоже загорелся идеей расставить растяжки, и мы с ним несколько часов приматывали гранаты к металлическим колышкам, навязывали проволоку. Правда, поставить их так и не пришлось: началось такое мощное валево, что выйти за забор надолго не представлялось возможным.

Наш Ваня очень понравился Сивому своей командирской рассудительностью и решительностью, и он, от щедрот, выдал нам новые теплые спальники.

Мы продолжали ходить на позиции на холм и на ночной обход периметра.

Сепары постреливали из крупняка и обычной стрелкотни. Частенько наваливали из АГСа и минометов.

Особенно прикольно было наблюдать и слушать, как правосеки бьют из РПК по удаленным целям, лежащим за пределами прицельной дальности. Бьют-бьют, выпрашивая ответку, и наконец — хренак! Ответка прилетает. По всем нам. Только уж слишком непропорционально тяжелая ответка получается: 120 мм.

Ну, на то и война.

Наша артиллерия тоже не молчала — била и по Спартаку, и по «Вольво-центру», и по позициям сепаров у монастыря.

Слышишь в рацию:

— Дедушка курит, дедушка курит!

Это наши реактивщики запускают по сепарам свои «сигареты» калибра 122 мм.

6 января я стоял на «Кабине», когда правосеки Рэм и Илья залезли на радиолокационную вышку. Там они торжественно, с салютом, водрузили рядом с желто-синим красно-черный флаг. Пацаны из «Вавилон'13» это все засняли.

К сожалению, долго флаг не простоял. Сепары почему-то обиделись, пытались-пытались и все же срезали его из НСВ «Утес». Но потом его опять водрузили: в смену Коса на метеостанции флаг уже опять, что называется, гордо реял.

Сепары вообще не давали нам скучать — регулярно подбирались к забору, закидывали из подствольников ВОГи, постреливали. Мы не оставались в долгу.

Ваня с Ромашкой притащили АГС и увлеченно накидывали из него гранаты в посадку, восточнее Метео. Мы с Женькой сидели на холме и пытались засечь разрывы, чтобы скорректировать огонь.

Поздним вечером 7 января я почувствовал себя совсем больным: температура, интоксикация, кашель. На метеостанции было много жаропонижающих порошков, и оставшиеся до замены двое суток я провел в основном, на «Колдрексе». Есть не хотелось.

Ваня предложил замениться на два дня раньше, но я, разумеется, отказался. Тогда он освободил меня от дежурств на холоде, и я выбегал только по тревоге, когда к метеостанции приходили сепары…

Подвал на Метео — всего один, совсем маленький, и он не предназначен для укрытия от огня. Это жилое помещение, там живут правосеки. Несколько комнат были разрушены, окна-двери выбиты. В оставшихся ютились защитники. Несколько человек жили и в землянке, вырытой прямо во дворе, перед зданием.

Метеостанция ДАП

8 января, с наступлением темноты, обстрел многократно усилился. Мины рвались вокруг станции. Перекрытие в одну бетонную плиту для «стодвадцатки» — не преграда. Это наглядно подтверждала дыра в потолке коридора.

Сепары под прикрытием темноты подтянули поближе, куда-то в посадку, АГС и наваливали еще и из него.

Был тяжело ранен Сивый. Дядька пошел, как всегда в такие моменты, подбодрить своих пацанов. Отстреливался от бегающих по посадке сепаров и попал под разрыв.

Когда я вошел в штабную комнату, его уже положили на диван, перевязали. Он лежал на спине, согнув ноги в коленях. Осколочное ранение в живот… Не стонал. Разговаривал спокойно. «Бутарфанол» ему не кололи. Так и дотерпел до эвакуации. Железный дед!

Машина за ним сумела прорваться только часа через четыре…