Александр Мамалуй - Военный дневник (2014—2015)

По нам с монастыря регулярно бил «Утес». Причем так приноровился, гад, что попадал в трубу метеорологической вышки, чтобы рикошеты шли в периметр. А ведь монастырь был от нас в 1800 метрах, близко к пределу прицельной дальности НСВ…

Однажды Медведь схватил такой рикошет в плечо: пуля 12,7 мм шлепнула его сверху, довольно чувствительно, но не натворила бед. Скорее всего, это был уже двойной рикошет: от трубы и от стены метеостанции.

На мне постоянно висело три рации: местная «метеостанционная», наша ротная, из тех, что Юрист добыл, — для связи с моей группой, и большая радейка-«мамка», командирская, для связи с бригадой. И ходил я с ними, как елка новогодняя — светящийся и мигающий. Залепляй — не залепляй изолентой эти огоньки на рациях, на морозе все равно отвалится.

Было нас всего на метеостанции где-то человек 14. ОУНовцы, корректировщики из 81-й десантной… Единого командования не было.

На третьи сутки, на рассвете, я был на «Кабине» и услышал мотор танчика. Я знал от пацанов, что это сепарский танчик-ас: он выскакивает на летное поле, крутится по нему, как на коньках, обваливает и терминал, и Башню, и даже Пески.

Захотелось как-то помочь.

Я знал, что «метеостанционные» радейки сепары слушают. По нашей ротной рации вышел на Ромаху, сказал, чтобы он дал ее в руки Прокурору — корректировщику из 81-й.

Прокурору, в нашу ротную «моторолу», описал ситуацию, предупредил, что сейчас по «метеостанционной» буду гонять «дезу».

И начал:

— Я Кабина, я Кабина, слышу на 12 часов танчик! Как только увижу, что катается, буду наводить на него арту, будьте в готовности, в готовности передавать поправки, прием!

Прокурор отвечал мне что-то, не менее убедительное.

Так мы с ним очень содержательно поговорили.

Звук танкового двигателя стал удаляться. Танчик ушел…

Обстрелы продолжались. Трубу нашей буржуйки на крыше так покорежило, что печка гореть перестала. В минуту редкого затишья мы с Ромашкой вылезли на крышу. Труба была перекручена и вся издырявлена осколками. Ромаха, как знатный строитель, двумя ударами ноги сломал ее заподлицо с крышей, и печка опять разгорелась.

А так, ну что: сидим на позициях. Жахнет мина — Медведь мне по рации:

— Ты в норме?

Опять жахнет — я ему:

— Ты в порядке?

Так и жили.

Сепары часто подходили к пролому в заборе, к тому, что за кустарником, и наваливали по Кабине из стрелкотни. «Утес» с монастыря тоже прижимал, не давал голову поднять. Но я приноровился. Сидя на дне окопа, накидывал из подствольника несколько «кабанчиков» за забор — туда, к пролому. Мало им не казалось.

Что еще вспоминается? Однажды я, по нашей ротной традиции, Медведя штрафанул на 100 гривен за выход на улицу без каски. Потом как-то побежал я за дровами. За дровами надо было бегать, и чтобы кто-то тебя прикрывал.

Ну, и выбежал я — без каски и брони. Женька с автоматом кроет меня…

А Медведяка за углом затаился — и курит. Потом долго мне «предъявлял» и язвил…

Однажды ночью мы с Медведем шли с позиции отдыхать. За зданием метеостанции располагалась большая яма — под блиндаж рыли. Тропинка была совсем узкая. Я поскользнулся — и, во всей амуниции, ухнул в эту яму башкой вниз! Метра на два заглубился.

Ну, обошлось без жертв. Было бы глупо и банально свернуть шею в месте, где летает столько благородного зазубренного металла!

В этот период «договорняки», по которым наши заезжали на ротацию в терминал через сепарский Донецк, сошли на нет.

Через Метео часто проезжала наша техника, выскакивала на летное поле и рвалась по диагонали, «навпростець», к терминалу. Бывало так: уйдут три «бэхи», а назад придут две. Война…

Кажется, 15 января на метеостанцию пришла группа спецназеров из третьего полка. Трое у нас в комнатухе поселились. Вторым ярусом, под нашими топчанами, на полу ночевали.

«Грады», когда рядом ложатся — стены эти, хлипкие, ходуном ходят…

17 января армия пошла в наступление на монастырь.

Мимо Метео проходили танчики и «бэхи», выскакивали на поле, били по монастырю, терминалу, гаражу, что был западнее развалин диспетчерской вышки.

Сепарские «Грады» старались уничтожить нашу технику еще на подходе: как только слышали движки — сразу обваливали. Попадали и по нам.

На мотолыге из-под монастыря привезли первых раненых пехотинцев, человек 11 их было. В основном — в ноги. Многие — «тяжелые».

Я командовал разгрузкой, пацаны носили 300-х. Медведь взваливал себе на плечи по одному человеку и нес. Ромашка и Жека с другими ребятами вчетвером носили, на плащ-палатке.

Стали их перевязывать. Ромаха рассказывал: жгутует он одного мужичка, а жгут рвется! Старье… Ножом пытается штанину взрезать — нож не режет, затупился. Мужичок говорит ему:

— Братуха, поправлюсь — заточу тебе нож, как бритву! Я знаешь, какой заточник? От Бога!

Ну, зажгутовал его Ромаха как-то. Только вроде потом узнавал — не выздоровел этот мужик…

Приехали медики из батальона «ОУН». Красавцы! Помощь наладили, эвакуацию наладили!

Пришла броня, погрузили мы в нее и на нее раненых, эвакуировались они.

Потом, ближе к вечеру, но еще засветло, приехали на «Мазде» лейтенанты — Ваня и Леша. Забрали нас.

Такими были мои крайние бои в Донецком аэропорту…

…Гвардии лейтенант Лёша Мороз мечтал о дембеле.

С 5 мая 2014-го он под Донецком командовал взводом снайперов. Ходил на боевые, воевал не хуже других.

Но войну ненавидел.

Война расстроила его свадьбу: ее пришлось перенести, Леша был на фронте.

Во время войны умер его отец — а Лёши не было рядом, он воевал.

Алексей Мороз

Плевать ему было на лейтенантскую зарплату, звания, ордена, карьеру.

Он хотел вернуться домой, жениться, пахать землю, растить детей…

Лейтенант никогда ни с кем не ссорился. Старших по возрасту солдат называл на «вы» и «дядечку».

Вчера, при выполнении боевого задания, осколком «Града» ему оторвало руку.

Они с Игорем Коваленко собирались выезжать из базового лагеря, находились возле штаба. Сепарские БМ-21 накрыли Тоненькое. Руку отсекло в предплечье. Еще один осколок вошел сбоку в грудь…

Ротный старается не подавать виду, но очень сильно переживает. Да мы все переживаем, чего там говорить. Лейтенант воевал восемь месяцев — и тут такое…

У меня все штатно. В связи с полным выздоровлением прибыл на фронт.

…Сегодня в новом терминале просочившиеся сепары подорвали и обрушили целый этаж. Наши под завалами. Плохо. И пацанов жалко, и терминал потерян. Фактически, нашими в аэропорту сейчас остаются метеостанция и высотка у забора, в полутора километрах западнее Метео. Вот не знаю, правда, как там, в развалинах Башни, — держится еще кто-то или нет…