Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное

Я узнаю тебя, мой милый, неизвестный,
Мой близкий друг.
Я узнаю тебя, как миг прелестный,
Души моей испуг.

Где ты? Кто ты? В тревоге неизбежной
Откликнись, поспеши…
Мне ль не понять твоей печали нежной,
Твоей тоскующей, мятущейся души?

Зову тебя, ищу тебя повсюду,
Но нет, но нет, —
Ищу тебя, готова верить чуду,
Лишь укажи мне след…

Ищу тебя, люблю тебя, неясный
Изгиб мечты моей.
Где ты, где ты, мой друг, как сон прекрасный,
Явись, явись скорей!..

Мы встретили его с молитвой и крестом.
Молчала темнота в пустом бараке,
Лишь несколько свечей пред алтарём
Горели пламенно и ярко.

И дождь стучал по крыше и стенам,
И плакал ветер, ночь стонала…
И Новый Год принёс тревогу нам
И ярких дней начало.

Принёс немало пёстрых он минут,
Быть может, вспышки счастья.
Они пройдут, они пройдут,
И впереди у нас бесцветное ненастье.

Мы встретили его с молитвой и крестом.
Ненастный дождь стучал по черепице,
Всё было сыро и темно кругом
И ветра стон мешал молиться.

День пролетает в печали осенней,
Небо закрыто обломками туч.
Скучно смотреть, как по крыше соседней
Прыгает редкий сверкающий луч.

Скучно смотреть из окна на дорогу…
Лужи да грязь, да прозрачный туман.
Будто бы сдержит на сердце тревогу
Этот сознательный, долгий обман!

Будто изменятся годы гнилые,
Будто бы снова согреет весна!..
С неба срываются капли немые,
Мерно спускаясь по стёклам окна.

Плачет ветер. Стучит черепица…
А на сердце тоскливо, невмочь!
Будто разум чего-то боится
В эту шумную страшную ночь.

Страх взлетает всё выше и выше,
Думы стали пестры и смешны,
И стучит черепица по крыше,
Заглушая и мысли и сны.

И кругом что-то долго шумело,
На стене чуть белело окно…
Все мечтанья истлели давно,
Всё, что тешило, всё надоело.

В тёмное окошко белый свет струится,
Тускло очертились выступы стены,
Стало как-то холодно, трудно шевелиться.
Странно оборвались утренние сны.

За стеной, в тумане мглистого рассвета
Робко, неуверенно заиграл горнист,
Звуки обрывались, утопая где-то,
Будто обрывал их ветра шумный свист.

И горнист промокший, посинев от стужи,
Тихо и уныло поплелся назад…
Поднимался ветер, на дороге — лужи,
Он шагал быстрее, кутаясь в бушлат
А в холодном небе луч пронзил туманы,
Проскользнув лениво по сырой стене…
И в бараках люди видели обманы,
Кутаясь от холода в красивом сне.

По склонившимся фигурам
И безжизненным предметам
Что-то грустное скользит.
Под зелёным абажуром
Лампа светит тусклым светом
И коптит.

Будто чем-то очарован
Иль замучен злой тревогой,
Мглой окутался Сфаят.
Неизбежностью закован,
Кто-то бродит по дороге…
Дни летят.

Мысли нет в тоске бесцельной.
Повинуясь снам мятежным,
Всё тоскует и молчит.
Только стук машины швейной
Всё о чём-то неизбежном
Говорит

Монотонной жизни лепет
Оборвался в нежном звуке.
Что-то шепчет темнота…
Скрытых мыслей робкий трепет
Потонул в бессилье скуки
Навсегда!

В холодной кабинке, и тёмной, и тесной
Мы молча сидели в тоске неизвестной,
И это молчанье нам было понятно.
На небе порой колыхались зарницы,
Как будто бы крылья невидимой птицы,
Дрожа, отряхали кровавые пятна.

И сумрак дрожал молчаливым забвеньем.
Скользили загадочно-лунные тени,
Как будто шептали о чём-то тревожном.
Какая-то истина мысли сковала…
И лунно-красивая сказка пропала…
И что-то безумное стало возможным.

Загадка пропала. Всё стало понятно,
И даже молчанье нам стало приятно —
Ведь часто приятными кажутся муки.
Мы будем молчать ещё долгие годы.
И в стонах неволи, и в стонах свободы
Нам будут звучать похоронные звуки.

Кровавые тайны нам стали известны
И не было страшно раскрывшейся бездны,
Лишь как-то неровно дрожали ресницы…
Прозрачные тени лениво скользили
И лунные сказки задумчиво плыли…
Далёко над морем дрожали зарницы.

Кончился день. Разбрелись усталые тени.
Во мгле загорелось окно за холодной стеной.
Кончились шумы и стуки. В медлительной лени
Выполз из долины жуткий покой.

Было темно и сыро. Тусклыми лучами
Светились окна, прорезая мрак.
Играли меж собой огоньки, далеко за холмами.
На море, в темноте мигал красный маяк.

По шоссе мелькали порой чёрные силуэты.
Был загадочен звук далёких речей.
И странно в комнате чернели предметы,
И странно блуждали хороводы теней.

Погасли последние отблески зари…
Далеко в горах залаяли шакалы.
Светлой нитью зажглись фонари
И новым шумом оживились кварталы.

Кричал разносчик, шагая по мостовой.
Арабчата дрались на тротуаре.
Яркие огни мешались с темнотой.
Гремела музыка в шумном баре.

В арабской кофейне стоял гул голосов.
Мешались светы и шумы,
Недвижные фигуры сидели у столов,
Спускались широкие, белые костюмы.

У белого квартала был загадочный вид.
Под сводом мглы не слышно весёлой публики.
Улиц и переулков тёмный лабиринт,
Белые дома, похожие на кубики.

Только под кровлей тускло светилось окно,
Белые, гладкие стены теснились мрачно.
На узких улицах было совсем темно,
И было зловеще, тихо и страшно.

В тишине, когда ночи тоскливо звучат,
Мои мысли послушны и гибки,
И я чувствую долгий, пронзающий взгляд,
И я вижу лицо без улыбки.

Неизбежностью блещет тоскующий взор,
Веют сумраком звёздные дали,
И слагается слов разноцветный узор
И мелодии тихой печали.