Варвара Головина - В царском кругу. Воспоминания фрейлин дома Романовых

Отсюда скорые решения и поспешность, с которой он осуществлял несозревшие проекты. Те, кто знал его близко и будет писать историю его царствования, смогут поведать об этой черте его характера удивительные вещи, потому что она отразилась даже на его политике и назначении министров. Сколько совершено оплошностей без предварительного размышления, без оглядки на возможные последствия! Можно скачать, что прозорливым у Государя было только сердце, и именно благодаря своему сердцу он совершил волнующие и бессмертные деяния, память о которых пересилит его ошибки. Но в тот момент, который я описываю, этот источник был замутнен роковой страстью, которой он без колебания подчинил все, будто у него не осталось другой миссии на земле, как возвысить в глазах света женщину, которая, как он говорил, посвятила ему свою молодость. Позднее этот аргумент был основным при написании Указа, выпущенного Сенатом по его приказанию, дабы урегулировать положение княгини Юрьевской и его незаконных детей. По этому случаю была создана комиссия, состоявшая из графов Адлерберга и Лорис-Меликова, Набокова (министра юстиции), князя Сергея Урусова и обер-прокурора Синода Победоносцева (двое последних законоведы). Возглавил комиссию Великий князь Наследник. Заседания проходили в Аничковом дворце. Когда текст, каждое слово в котором должно было быть тщательно взвешенным, был составлен, его подали Государю.

— Он одобрил содержание Указа, — говорил мне князь Урусов, — перекрестился перед тем, как поставить свою подпись в присутствии всей собравшейся комиссии, и изложил перед нами причины, побудившие его к этому браку, столь красноречиво, что все мы пришли в невольное волнение, даже те, кто менее всего сочувствовал этому прискорбному событию. Нарисовав поэтическую картину любви и преданности, которыми юная девушка окружала его в продолжение многих лет, он добавил:

— Я сам крайне удручен тем, что пришлось так стремительно назначить венчание, но не стоит забывать, что пистолет убийц постоянно направлен на меня, и я обязан спешить, помня о возможном покушении.

Затем он обнял и горячо поблагодарил Великого князя Наследника, отдавая должное его доброте, и закончил свою речь следующими словами:

— Остальные мои распоряжения и волю относительно моей новой семьи узнает Император Александр III, и я уверен, что могу положиться на него.

Дай Бог, чтобы эти распоряжения не были за пределами возможного и не легли слишком тяжелым грузом на плечи Наследника! В тот же день Государь распорядился, чтобы вышеупомянутый Указ официально был оглашен, но не напечатан в колонках Административного журнала. Я никогда не могла понять смысла этой полумеры, осложнившей и без того двусмысленную ситуацию.

После того как князь Урусов сообщил мне все эти подробности, он глубоко вздохнул и добавил:

— Увы, всего несколько лет назад в том же самом кабинете я присутствовал при совершенно противоположной сцене. В то время принц Евгений Лейхтенбергский женился первым браком на мадемуазель Опочининой, фрейлине Великой княгини Цесаревны. Мы с Государем занимались делами, когда ему объявили о приходе четы Наследников.

— Пригласите, — приказал он и, обернувшись ко мне, добавил: — Я очень рад, что ты здесь и услышишь, что я сейчас скажу.

Он обратился к Великому князю Наследнику со следующими словами:

— Я дал разрешение на брак Евгения, поскольку не вижу никакого реального препятствия. Лейхтенберги не Великие князья, и мы можем не беспокоиться об упадке их рода, поскольку это ничуть не задевает нашей страны. Но запомни хорошенько, что я тебе скажу: когда ты будешь призван на царствование, ни в коем случае не давай разрешения на морганатические браки в твоей семье — это расшатывает трон.

— Увы, увы!..

Да, если бы пятнадцать лет назад каким-нибудь чудом Государь заглянул в будущее и своими глазами увидал то, чему мы сегодня являемся свидетелями, он бы задрожал от ужаса или, напротив, быть может, посмеялся бы над этим, как над веселой шуткой. Так была чиста жизнь в этом доме, и царская чета могла служить примером для прочих семей. Правда, Государь был весьма склонен к многочисленным сердечным увлечениям. Они иногда принимали довольно устойчивый характер, что очень огорчало Государыню, поскольку объектами этих пасторалей обыкновенно бывали юные особы из ее свиты, но, как правило, все эти увлечения были далеки от того, что называется апофеозом супружеской неверности.

В дополнение этой стороны характера нашего несчастного Государя, думаю, будет небесполезно привести здесь то, что поведала мне уже впоследствии графиня Ферзей, знавшая его с раннего детства. В нем, похоже, слишком рано проявилась склонность к любовным увлечениям. Первый огонь в нем зажгли прекрасные глазки Калиновской, фрейлины его сестры Великой княжны Марии Николаевны. Эта юная особа, полька по происхождению, воспитывалась в одном из институтов Петербурга. Не обладая красотой, она, как говорят, была вкрадчива и проворна и не замедлила вскружить юную голову будущего Императора. В любой другой семье подобному инциденту не придали бы большого значения, но, поскольку речь шла о Наследнике русского трона, дело осложнилось, тем более что юный Великий князь полностью утратил самообладание и заявил, что скорее готов отказаться от трона, чем от предмета своей страсти.

Такая ситуация, когда Александр был готов обойти препятствия, вытекающие из его положения, еще не раз повторялась в его юности и стала, можно сказать, прообразом последнего события в его жизни; но в юности рядом с ним была непреклонная воля, управляющая всем. Император Николай не давал ни малейшего ходу его ребячеству и охранял сына любовью отца и авторитетом монарха.

Императрица Александра Федоровна обожала старшего сына и говорила, что его сердце обладает не просто добротой, но даром небесным; однако и она переживала за его недостатки. Она написала сыну замечательное письмо по случаю его совершеннолетия, из которого, к моему великому сожалению, графиня Ферзен привела мне только следующий отрывок: «Меня огорчает, помимо прочего, — писала Императрица, — что с возрастом ты не приобретаешь твердости характера, которой тебе так не хватает, а, напротив, все более становишься рабом своих страстей. Как ты будешь управлять Империей, если не можешь управлять собой? Неужели ты хочешь, чтобы папа и я когда-нибудь краснели за тебя?» и т. д.

У этого письма странная судьба. Императрица, отличавшаяся ангельской добротой, видя сильное волнение и нервозность сына накануне принятия присяги по случаю его совершеннолетия, не захотела усугублять его переживаний и не отдала ему письмо. Забыла она его в своем бюро или отложила намеренно на более подходящее время? Никто не может сказать. Факт тот, что Государь прочитал это письмо только после смерти матери. Письмо ему передала графиня Ферзей, которой Императрица поручила разобрать ее бумаги и переписку после своей смерти.