Александр Наумов - Из уцелевших воспоминаний (1868-1917). Книга I

„Само собой, продолжалъ я — проще и справедливѣе было бы, если-бъ находящіеся среди васъ должники сейчасъ взяли бы, да подошли ко мнѣ, да выплатили бы добровольно, сколько съ нихъ причитается, но вѣдь этого не дождешься?”

Въ отвѣтъ послышался кое-гдѣ смѣхъ и добродушныя замѣчанія. Я пошелъ увѣреннѣе дальше: „Мой вамъ искренній совѣтъ — выѣзжайте-ка, не откладывая, завтра же рано поутру каждый со своимъ плужкомъ въ поле. Всѣмъ міромъ дружно за одно утро и покончите послѣдній вашъ урокъ! — Хотите, старики, и я съ вами заодно пропашу, чтобы не скучно было?!” — Раздался оглушительный смѣхъ — со всѣхъ сторонъ послышались веселые голоса — „Айда, айда съ нами! вотъ-те такъ!”

Я съ облегченіемъ вздохнулъ. Переломъ общаго настроенія произошелъ — отъ бунта до „добродушія” оказался одинъ шагъ. Свое обѣщаніе я исполнилъ. Перекочевавъ у мѣстнаго батюшки, я рано утромъ въ полѣ провелъ двѣ полосы для задѣлки разсѣяннаго овса предоставленнымъ въ мое распоряженіе „Эккертовскимъ” плужкомъ. Работалъ я на виду всего Ново-Бинарадскаго міра, собравшагося „поглазѣть” на пахавшаго „Земскаго”, да заодно расквитаться передъ Земствомъ...

Взялся я за пахоту смѣло потому, что дома у себя въ Головкинѣ, любилъ и умѣлъ проходить за такимъ же плужкомъ по родной своей пашнѣ.

33

Въ большинствѣ селеній второго земскаго участка въ томъ видѣ, какъ я его первоначально принялъ, ветхія, деревянныя церковныя и школьныя зданія во всѣхъ отношеніяхъ оставляли желать многаго лучшаго. Мѣстное населеніе за время моей службы земскимъ начальникомъ проявило изумительную энергію и щедрое содѣйствіе въ дѣлѣ церковно-школьнаго благоустройства. За какихъ-нибудь три года въ моемъ участкѣ было сооружено пять совершенно новыхъ каменныхъ церквей и два деревянныхъ храма. Что же касается школъ, то почти повсемѣстно онѣ были заново перестроены; въ нѣкоторыхъ мѣстахъ были выстроены для нихъ превосходныя каменныя зданія, и вновь открыто было до 10 церковно-приходскихъ школъ и 2 школы грамоты. Объ устроенной мной въ с. Новомъ Буянѣ библіотекѣ-читальнѣ, при чайной Комитета Трезвости, мною упомянуто будетъ нѣсколько ниже.

Въ самомъ населеніи въ то время ощущалась настоятельная потребность, если не въ образованіи, то хотя бы въ простой грамотности. Поэтому сельскіе сходы такъ охотно вносили для этого въ свои бюджеты довольно значительныя денежныя суммы. Нѣкоторыя общества для сооруженія каменныхъ церквей и школъ заводили даже кирпичные заводы. Кромѣ того, отводились особыя общественныя запашки, урожай съ которыхъ шелъ непосредственно на образованіе спеціальнаго фонда для сооруженія и полнаго оборудованія церквей и школъ.

Въ ту пору земство наше еще не ассигновывало достаточныхъ средствъ на школьное дѣло: лишь лѣтъ черезъ десять осуществлялись т. н. „нормальныя сѣти” для всеобщаго школьнаго обученія, медицинской помощи и пр. Въ бытность же мою земскимъ начальникомъ вся тяжесть расходовъ ложилась на сами общества.

Участвуя въ школьныхъ экзаменаціонныхъ комиссіяхъ, я съ самаго начала былъ пораженъ отсутствіемъ у кончавшихъ курсъ дѣтей какихъ-либо, даже самыхъ элементарныхъ знаній по отечественной исторіи. Оканчивали ученики свою школу въ сравнительно не столь ужъ маломъ возрастѣ, съ другой стороны — общій уровень способностей былъ у нихъ явно выдающійся въ смыслѣ быстрой воспріимчивости, понятливости и усваимости. Межъ тѣмъ то, что называется основой національнаго воспитанія, ни въ чемъ у школьниковъ не проявлялось, — оно безусловно отсутствовало.

Объ этомъ обстоятельствѣ мною неоднократно возбуждался вопросъ на засѣданіяхъ Уѣзднаго Училищнаго Совѣта. Инспекторомъ въ то время былъ нѣкій Гравицкій, честный службистъ, но заядлый формалистъ, всячески доказывавшій недопустимость вносить въ существующую школьную программу дополнительные предметы. Я же настаивалъ на возможности, и при существующихъ урочныхъ расписаніяхъ, попутно давать дѣтямъ основную духовную пищу, необходимую для всякаго русскаго ребенка, будущаго гражданина, въ смыслѣ ознакомленія его, хотя бы въ самыхъ общихъ чертахъ, съ исторіей и славой своей страны.

Чтобы не быть голословнымъ, я у себя въ Ново-Буяновской земской общественной школѣ занялся самъ съ дѣтьми, и въ два мѣсяца прошелъ съ ними въ старшемъ отдѣленіи весь „мой” краткій курсъ элементарнаго отечествовѣдѣнія.

Подошли экзамены, и въ присутствіи того же инспектора — моего постояннаго оппонента — и другихъ лицъ, я на заданные вопросы по своему предмету получалъ отвѣты, являвшіеся лучшимъ подтвержденіемъ справедливости моихъ предположеній. Впослѣдствіи подобныя дополнительныя программы по отечествовѣдѣнію привились, но не всюду, къ сожалѣнію, были одинаковые результаты.

Хотѣлось бы здѣсь добавить одно мимолетное воспоминаніе, какъ доказательство удивительной подчасъ смѣтливости нашихъ крестьянскихъ малышей.

Однажды въ дер. Михайловкѣ я со своими ассистентами — батюшкой и учителемъ — экзаменовали дѣтишекъ. Вызывается ученикъ лѣтъ четырнадцати по фамиліи Широковъ, красивый, кудрявый, съ живыми умными глазенками мальчикъ. Сталъ я его спрашивать по арифметикѣ. Задачку Широковъ рѣшилъ отлично.

Послѣ этого я задалъ ему вопросъ — не знаетъ ли онъ, сколько верстъ отъ Михайловки до Буяна? — Отвѣтъ получился — восемь верстъ. Спрашиваю затѣмъ: „а саженей?” Такъ же быстро отвѣтилъ. Тогда я пошелъ дальше, задавая послѣдовательно мальчику: сколько аршинъ, затѣмъ четвертей и наконецъ... вершковъ. На все это Широковъ отвѣчалъ такъ быстро, почти моментально разрѣшая мои вопросы, что въ концѣ концовъ я самъ, какъ его провѣрочная инстанція, былъ крайне смущенъ, вынужденный просчитывать въ своемъ умѣ мною же заданныя цифры гораздо дольше, чѣмъ это дѣлалъ шустрый экзаменующійся.

Касаясь церковнаго строительства, проходившаго во всѣхъ случаяхъ обычно гладко и удачно — не могу не вспомнить одной, сильно въ то время нашумѣвшей исторіи, происшедшей въ большомъ приволжскомъ селеніи „Курумочъ”, въ связи съ выборомъ мѣста подъ сооруженіе новаго каменнаго храма. Изобиліе своей и арендуемой земли, луговъ, близость великолѣпныхъ хвойныхъ лѣсовъ удѣльныхъ и казенныхъ, а главное — своя общественная пристань на р. Волгѣ, — все это служило причиной того, что общество названнаго села изъ года въ годъ богатѣло, размножалось, а самое селеніе замѣтно ширилось. Я засталъ Курумочъ въ томъ видѣ, что параллельно со старой улицей, въ серединѣ которой стояла небольшая, сѣренькая, деревянная церковка, красовался новый сельскій порядокъ, застроенный богатыми, больше каменными, желѣзомъ крытыми строеніями. Нужда въ помѣстительной церкви была давняя, общественная церковная запашка велась не первый годъ, такъ что капиталъ, нужный для стройки, почти весь имѣлся налицо, да и матерьялъ былъ готовъ. Все дѣло тормозилось изъ-за ожесточеннаго спора обѣихъ вышеупомянутыхъ улицъ — старой и новой, — на которой изъ нихъ ставить храмъ Божій. Старая улица отстаивала свои исконныя права и указывала на мѣсто рядомъ съ существующей церковкой, подлежащей сносу, „новая” же на это такъ говорила устами своихъ самолюбивыхъ обывателей: „довольно мы хаживали на вашу сторону, пора и честь знать! походите-ка теперь вы сами на нашу улицу, которая будетъ не хуже, а почище вашей!”... Сколько сходовъ ни собиралось для разрѣшенія этого спора — кромѣ общей свалки, ожесточенныхъ дракъ и скандаловъ, въ результатѣ ничего не получалось.